Зато Шламбаум, к всеобщему изумлению, переходить за Мурлатовым в банк намертво отказался, хотя тот и звал его с собой. Шламбаум заявил, что так как он «родной сын трудового народа», то мыть ноги кровососущим «эксприаторам» и всяким там «гоп-стоп-менеджерам» не будет «ни под какими коврижками». И отправился на пенсию по инвалидности.
В Лихоманске наступил полный штиль. Как шутили в прокуратуре, унялся Шкиль – и полный штиль. И у Герарда Гавриловича появилось ощущение, что теперь он тут особенно не нужен, что здесь его теперь ничто не удерживает.
Когда до убытия в командировку оставалась всего пара дней, на бульваре, по которому Гонсо бесцельно брел, загребая ногами уже начавшие опадать листья, его окликнули. Герард Гаврилович обернулся и узнал старика Кресало. Рядом с ним стояла девушка. Солнце било Герарду Гавриловичу в глаза, и потому он не сразу узнал Алину из парикмахерской, в которую как-то столь неудачно зашел.
– Товарищ следователь, не узнаете! – восторженно вскричал Кресало и бросился жать Гонсо руку. – А помните, как мы с вами по березам шастали?
– Такое разве забудется? – расхохотался Гонсо.
– А это внучка моя – Алинушка. Та самая…
– Так она ваша внучка! – поразился Гонсо. – Что же вы раньше не сказали?
Алина стояла молча, глядя куда-то в сторону.
– Я, товарищ следователь, когда это происшествие с вами в парикмахерской произошло, ей сразу сказал: «Завтра пойдем к товарищу Гонсо, и он нам все разъяснит в лучшем виде».
– Что же не пришли?
– Да знаете… – заюлил Кресало. – Приболел я тогда, товарищ следователь, пришлось отложить. А там и вы куда-то уехали… Но зато Эльвиру, ее вот начальницу, которая Алину подбивала на вас донос писать, я приструнил! Я этой баламутке объяснил, что к чему! Да так, что она потом к нам и заходить боялась. И барсука этого толстого, Мотьку Блудакова, который Алину склонял на вас жаловаться, тоже отшил как миленького…
– Погодите, Блудаков, что – предлагал тогда Алине на меня жаловаться? – застыл на месте Герард Гаврилович, пораженный вдруг мелькнувшей догадкой о роли Блудакова в парикмахерской истории. Так вот когда еще все началось! Вот когда под него подкопы повели.
– Он, барсучья его душа, – подтвердил дед Кресало. – Но я Алине сразу сказал: не вздумай, внучка, против Герарда Гавриловича что учудить. Он человек порядочный! Каким и должен быть настоящий работник органов!
– Да ладно, – смутился Гонсо.
– Эх, не раскусил я его тогда сразу! – не слыша его, продолжал куковать разгорячившийся Кресало.
– Кого?
– Да Мотю этого!
– Когда тогда-то?
– А когда он меня к вам с этой взяткой на березе послал… Иди и иди, чуть не силком потащил, барсучье сало!