— Люблю, люблю тебя, Колин, милый…
Она прижалась губами к его губам. По телу точно пробежал электрический ток. Мелькали перед глазами голубые, зеленые, радужные полосы, сливаясь в какой-то огромный круг, в центре которого находились только они. Время остановилось, потом потекло вспять.
Клэр казалось, что она готова отдаться Колину. Она хочет, она очень этого хочет. Впервые за всю свою жизнь.
Наконец-то она поняла мать. О да, любовь, это та самая сила, которая властно овладевает женщиной и заставляет ее бросить все на свете, кроме любимого. И она все тесней прижималась к Колину…
Но он помнил, он все очень хорошо помнил. Терпение — лучшая дипломатия в делах любви. С этой девушкой он должен обращаться так, словно она драгоценный хрустальный сосуд. Ведь это она вернула ему, казалось, безвозвратно утерянное — радость бытия.
Они закурили, сидя обнявшись на траве, и Клэр сказала:
— С тобой так хорошо, Колин.
— Потому что я тебя очень люблю.
— А я — тебя.
— Родная, а тебе не приходило в голову, что моя физиономия может тебе осточертеть? Ведь когда мы поженимся, придется сидеть за одним столом несколько раз в день. Когда я бреюсь, меня и то подмывает плюнуть в зеркало на собственное изображение.
— Может, хватит об этом? — Клэр рассердилась и даже отодвинулась от Колина. — Я ведь тебе уже сказала, что мне очень нравится твое лицо, и я не вижу в нем никаких изъянов. Если бы знать наверняка, что и во мне их нет.
И девушка горестно вздохнула.
— Единственный твой изъян — твое совершенство. Других изъянов, родная, не вижу.
Она обхватила руками колени и положила на них голову.
— Как чудесно слышать это от тебя. Ко мне с каждой минутой возвращается уверенность в себе.
— Поверь мне, Клэр, нашему с тобой счастью не помешает никто и ничто.
Она смотрела на него сквозь слезы, которые внезапно застлали ей глаза.
— Без тебя мне все равно уже не жить, Колин.
— Тогда почему бы нам не попытаться попробовать жить вместе? Пошли расскажем о нашем решении твоим родителям, а местного викария попросим сделать оглашение.
— С удовольствием, — прошептала она.
И Колин вдруг вздохнул.
— Мне кажется, Ивлин была бы рада, — вырвалось у него.
— Я тоже так думаю. И все-таки ты неправ — она любила тебя по-настоящему.
— Спасибо тебе за эти слова, родная. Мне бы очень хотелось в них верить. Только давай больше никогда не будем говорить о ней. Ты не Ивлин и с тобой у нас все будет иначе. Ты для меня все — моя сестра милосердия, мой друг, моя возлюбленная. Мы будем счастливы с тобой.
— Будем…
В душе она отчаянно молила Бога, чтобы так оно и было.