Он был чем-то похож на доброго пирата. Голубые глаза и черные длинные вьющиеся волосы. Застенчивая улыбка победителя. Добрый мягкий изгиб линии губ. В плавных движениях угадывалась внутренняя свобода.
В его маленькой квартире в Холлиндейле кроме него жил кот. Олег сразу отнес его в туалет, объяснив ему, что придется потерпеть. Кот жалобно замяукал и не прекращал мяукать каждую ночь. Когда же его однажды случайно забыли в спальне, я даже не заметила. Это был штучный экземпляр кота. У меня не было на него аллергии. Наверное, потому, что и любовь эта была в единственном экземпляре, случайная и настоящая. Без притязаний…
Квартира делилась на две смежные комнаты — одна хозяйская спальня, другая — гостиная с дохлым диваном. Еще была кухня и балкон и везде было одинаково уютно. Хотя и по-американски аскетично.
После вечернего чаепития Олег сразу отвел нам с Василисой спальню, а сам сложился на шатком диванчике.
Я легла с Василисой на одну кровать и сквозь тонкую перегородку услышала, как он хочет меня.
А я хотела его. Очень. Каждая клетка уставшего от нелюбви организма подавала мозгу информацию, что любовь пришла. И нельзя вот здесь, сейчас лежать подле подруги и ждать непонятно чего. И плевать на мораль, когда все мысли там, за перегородкой, на шатком диванчике. И все равно, что подумает подруга и сам Олег. Плевать на репутацию, если я сама себя уже не уважаю, закостеневшую в одиночестве.
Я лежала за перегородкой и знала, что эта тонкая фанера отделяет меня от начала конца. Этот сладостный миг — когда еще отношения не перешли плотскую грань и оба мучительно страдают от желания владеть друг другом. Если я сейчас встану и открою к нему дверь, то разрушу стереотипную композицию — вступление, развитие, кода. Что мне за это будет? Какая разница…
А сейчас, минуя прелюдию и стену, — к нему…
Олег лежал на спине, подложив под голову руку. Он не спал и молча смотрел на меня. А я, как была в майке и белье, влезла к нему под простыню и затихла. Он молча просунул длинную руку под мои плечи и медленно притянул к себе. Мое лицо уткнулось ему в шею. Безотчетно полились слезы.
…Он гладил меня по голове и молчал. Гладил широкой ладонью, и длинные пальцы расчесывали мои волосы. Он прижал меня к себе так, словно он был и отец мой, и любовник, и мое ВСЁ. Он утешал меня за все годы боли, унижений, нелюбви, ненависти и надежды. Утешал, не зная меня СОВСЕМ. Видя впервые в жизни. Утешал за всю жизнь, прожитую без него. И я ему верила, что он — это он. Верила, что наконец я причалила к своему острову.