От запруженной машинами дороги, проложенной вдоль венецианских укреплений, ответвлялась пешеходная улица. Аккуратно уложенная брусчатка, витрины многочисленных магазинов и выставленные прямо на улицу столики кафе – все такое туристически-беззаботное, стандартно-зализанное, привычно похожее на десятки и сотни подобных улиц, где бывает много туристов, где в воздухе стоит разноязыкий гомон и где иногда, если лукаво позволишь самому себе на мгновение якобы забыть, что за город принял тебя в свои объятия, можешь без труда сделать вид, что действительно не помнишь, и это будет простительно – ибо те же торговые фирмы открыли здесь свои магазины, и те же торговые марки мелькают тут и там, и тот же дизайн помещений, увиденных сквозь распахнутые настежь двери, и даже эти двери из стекла и пластика те же, что можно увидеть на оживленных, заполненных туристами улицах Барселоны, Генуи или Праги.
Думая безотчетно об этом, Полина шла по залитой солнечным светом и теплом брусчатке, как вдруг впереди ее взору открылась стоящая поперек улицы стена. Стена перегораживала неширокую в этом месте улицу, и хотя наверх вела лестница, было понятно, что по лестнице можно подняться только для того, чтобы посмотреть, что там, за стеной, но ни в коем случае не преодолеть стену, и чтобы было еще доходчивее, по-видимому, у выкрашенной в синее будки стоял кипрский солдат в камуфляже и с автоматической винтовкой в руках.
Туристы поднимались по лестнице, смотрели куда-то за стену, переговаривались вполголоса.
Полина вопросительно посмотрела на Антона.
– Эта улица называется Ледра, – сказал Антон. – Когда-то ее без помех можно было пройти из конца в конец…
Они поднялись по лестнице, и в узком проеме, похожем на бойницу, Полина увидела продолжение Ледры: сразу за стеной улица теряла свой лоск, вместо аккуратно уложенной брусчатки там была сорная трава, дома по обеим сторонам улицы смотрели пустыми глазницами окон, штукатурка стен покрылась паутиной трещин и во многих местах осыпалась, кое-где у домов провалилась крыша – так выглядит город, когда-то давно оставленный его жителями. А людей за стеной действительно не было. Пустынный пейзаж. Пейзаж после битвы. Мертвая в этом месте улица тянулась метров сто, а дальше она была перегорожена еще одной баррикадой, над которой развевался красно-белый турецкий флаг.
– Это разделительная полоса, – негромко произнес Антон. – Буферная зона. Турки высадились на остров в шестнадцатом веке и правили здесь триста лет. Потом их сменили англичане. Но турецкая община на Кипре осталась. Жили вроде бы вместе, но в то же время врозь. Уже в этом веке, в шестидесятом году, англичане предоставили Кипру независимость. И между греками и турками начались раздоры. Каждый мыслил дальнейшую жизнь по-своему. Сначала это были просто споры, потом началась стрельба. Часть здешних греков выступила за объединение с Грецией. Турки испугались возможных притеснений. Континентальная Турция прислала на остров войска. За несколько дней их армия захватила сорок процентов территории острова. И даже столицу, Никосию, разделили пополам. Прямо здесь, – Антон показал на безлюдный отрезок улицы. – Это было в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. С тех пор есть как бы два Кипра: южный – греческий и северный – турецкий. Между ними разделительная зона и войска ООН.