Приземлились в аэропорту Шереметьево ночью, с семнадцатого на восемнадцатое июля. В залах полутьма: экономия электричества. Вкатывают платформу, на которой навален багаж. Все набрасываются скопом, расшвыривают коробки и чемоданы в поисках своих вещей. У группы хасидов разбили несколько бутылок с кошерным вином. Знакомый пасхальный запах растекается в неподобающем месте. Израильтяне явно испуганы. Орман их успокаивает. Наконец появляется присланный за делегацией автобус. Какой-то пьяница просит подвезти. Где-то по дороге водитель его выпускает, и тут же обнаруживается пропажа.
– Спер, сука, – не успокаивается водитель.
Автобус заказной, большой, пустой, едет по полуночной Москве, через весь Ленинский проспект – к гостинице «Салют».
Просыпается Орман в ватной тишине номера с обветшавшей мебелью и неприятным запахом из туалета, от слабых звуков позывных радиостанции «Маяк». Давно забытые гладко обтекаемые голоса дикторов, утягивающие слушателя в дремоту, как в некую шахту, как бы между делом, рассказывают о гибели тридцати двух шахтеров, заваленных в ночную вахту. Затягивающиеся паузы несут угрозу и единственную надежду: только бы не было войны.
После завтрака Орман спускается в вестибюль. Смотрит, как два заслона милиционеров и «критиков в штатском» с пристрастием изучает пропуска входящих.
Киоскерша вместо «Литературной газеты» предлагает газету «Завтра» под редакцией Проханова.
Газета от 14 июля 1991 года.
Стихотворение Валентина Сорокина «Расстрел в Екатеринбурге».
Вот и приехали.
Бил в лицо императора жуткий еврей,
Из тяжелого бил по глазам револьвера.
Мать кричала, всходила багровая эра,
Пули прыгали, раня людей и зверей.
И наследник в подвале кровавил полы,
В полночь с сестрами плыл в преисподню мирскую.
Троцкий реял в Москве, по трибунам тоскуя.
Бриллианты на мертвых сверкали из мглы.
За вагонами золота и серебра
Торопились юровские и микояны,
Кровью дедов до одури сыты и пьяны,
Не сулящие правнукам нашим добра.
И недаром среди ритуальных крамол
Есть крамола-молва, слышать это не внове:
«Чревожадному богу, жрецу Иегове
Кровь младенца отправлена прямо на стол!»
О, Россия, тебя замордует садист
С бороденкой грязнее исшарканной швабры,
Нас он держит сегодня, схвативши за жабры, —
В звездах слышится плач, в поле кружится лист.
Царь с проклеванной красною дыркой во лбу
Через время бредет… Каменеет царица…
Вон собаки конвойных… Меж ними струится
Трасса крови —
Свердлов захлебнулся в гробу.
Пропадает народ, как под зноем трава,
как солома течет, пепелится, как вата,
Если здесь революция не виновата,