Теперь, пятнадцать лет спустя, вглядываясь в усыпанный цветными зонтиками частный пляж Башни, я думала о смерти Карла, неминуемом отъезде Шела в колледж и о том, куда девалось время между этими двумя событиями. У меня кружилась голова от мыслей обо всем, что я упустила. Следя за крошечными людьми внизу, снующими от зонтика к зонтику и переносящими сплетни, как пчелы переносят пыльцу с цветка на цветок, я чувствовала себя очень далеко и высоко от них, и голова кружилась все сильнее.
Решив, что причина моего головокружения — высота, яркий свет и влажность (влажность, как я слышала, творит странные вещи), я глубоко вздохнула и закрыла глаза. Сверкающие диски рассыпались по черному полю. Неужели опухоль мозга, подумала я, когда диски исчезли и темнота окутала меня.
Шестнадцать лет писания научно-популярных медицинских опусов оставили свой след. Я была ходячей медицинской энциклопедией и жертвой ипохондрии, навеянной обрывками знаний. Если я умру от опухоли мозга, кто позаботится о Шеле, подумала я, покрываясь холодным потом. Вернувшись в гостиную, я попыталась дозвониться до сына. Автоответчик доложил, что ни его, ни его четверых друзей нет дома, и я оставила сообщение, что приехала на побережье.
Шел — причина моего бытия. Его рождение принесло мне уверенность и опору в жизни. Я целиком посвятила себя ему, а теперь он собирался уехать в колледж. Он собирался покинуть меня и репетировал, сняв с друзьями домик на лето примерно в миле от Башни.
Я сменила джинсы на шорты, намазалась защитным кремом, надела широкополую соломенную шляпу и отправилась в закусочную, где работал Шел…
В противоположность своим устоявшимся городским привычкам, я любила гулять по променаду, протянувшемуся вдоль пляжа на пять с половиной миль. Под теплым соленым ветром в лицо я не замечала преодоленное расстояние, пока — только на минутку, сказала я себе — не уступила жгучему желанию ощутить горячий песок под босыми ступнями. Я сбросила босоножки и по ближайшим ступенькам спустилась на пляж. Окружающий мир исчез в ослепительном солнечном свете, отраженном песком, настойчивом тихом гуле прибоя и ветра. Однако за спинами множества людей, как будто магнитами притянутых к спасательным вышкам, я опустилась на песок, вдыхая соленый морской воздух. Вытянувшись на спине, закинув руки за голову, опустив шляпу на лицо, я поплыла по жарким волнам в сон…
Шел сидел в лодке за моей большой моторной яхтой. Он яростно греб всего в нескольких ярдах от меня, но расстояние между нами росло. На мостике яхты я боролась со штурвалом, но лишь увеличивала расстояние между собой и Шелом. Я сбежала на палубу и стала дергать мириады веревок того, что стало теперь парусной лодкой. Но ветер дул все сильнее, наполняя паруса, и Шел становился все меньше и меньше. Я хотела спуститься в каюту, чтобы найти морские карты, но на том, что было теперь маленьким плотиком, не было трапа. И я уже стояла в сумерках на холодном берегу, напряженно вглядываясь в точку на горизонте — точку, которой стал Шел. И море поглотило Шела вместе с последним лучом солнца.