Хватит ли у нее сил завершить свою исповедь? Высокий силуэт любовника вырисовывался перед нею против света, словно вырезанный, на фоне осеннего убранства природы, золотившего воду в пруду. Боясь прочесть на этом лице с его такими знакомыми чертами приговор, она избегала встречи с его взглядом.
— Вы не ошиблись, упомянув о разбитых надеждах, — продолжала она, овладев собою. — Разве я долгие годы не разрушала своими руками возможность быть счастливой и преуспеть, которую предоставила мне жизнь? Видно, я была создана, чтобы сеять вокруг себя печаль, разочарование и катастрофы… Всем, кто меня любит, приходится страдать, и мне вместе с ними. Все происходит помимо моей воли или, по крайней мере, при моем неумении ее проявить… Вы же видите, Гийом, я не настолько сильна, не настолько способна к борьбе, чтобы и дальше терзаться муками этой связи. Я никогда больше не найду в себе сил предаваться, и впредь этой опасной любви. Она разбивает меня, терзает и привела к тому, что во мне иссякли чувства, которые влекли меня к вам… Это все, что я могу сказать. Действительно, к этому нечего добавить. Эта катастрофа так же мучительна для меня, как и для вас, поверьте мне!
— Она не лишает вас последней надежды, ведь у вас есть замена!
— Она убила меня, опустошила мою душу!
— Что не мешает вам, однако, думать о долгих светлых днях в будущем, свободных от моего разрушительного присутствия!
— Умоляю вас, мой друг, не оскверняйте ни вашим сарказмом, ни непониманием такой необычный опыт, как наш!
— Так, стало быть, это был всего лишь опыт! Это была моя жизнь, которую вы мне даровали! Вы это когда-нибудь понимали?
— Как бы мы ни называли то, что было с нами, Гийом, — это ценность, которую мы должны спасти от разрушения.
— Уехать далеко от вас, Флори, — это медленная смерть, безумие, полный крах!
— А не уехать было бы еще хуже. Я не могу, я не хочу возобновлять наши прошлогодние отношения. У меня больше нет ни желания, ни сил для этого. Ради Бога, взгляните правде в глаза: это было бы адом!
— Я мог бы вас видеть, может быть, снова обладать вами…
— Я была бы в ваших объятиях не больше чем безжизненным телом, жалким существом, которое вам, несомненно, было бы враждебным. Неужели вы хотите этого?
— Вы мне нужны!
— Ошибаетесь. Мне больше нечего вам предложить!
— Я не могу себя убедить в вашем безразличии ко мне! Достаточно мне приблизиться к вам…
Он крепко обнял Флори, искал ее губ.
— Нет!
Это был больше чем отказ, это был мятеж. Гийом так его и понял. Он спрашивал себя, не должен ли взять ее силой, здесь, на этих булыжниках старой прачечной, или же убить ее, чтобы положить конец всему, что заставляло его страдать. Без борьбы, с лицом холодным, как клинок, она просто оттолкнула его. Он положил руки на шею, которую так часто ласкал и где под нежной кожей пульсировала кровь, сама ее жизнь, закрыл глаза и начал сжимать… тут же расслабил пальцы в каком-то почтительном благоговении и отнял свои руки, упавшие как плети.