Чтобы к моменту торжества сад был в лучшем виде, в нем вовсю трудились садовник с помощниками: поливали, подрезали, выпалывали сорняки, ухаживали за цветами, проявляя терпение, которому так превосходно научила своих служителей природа.
Подгоняемые кропотливостью своей работы и краткостью отведенного для нее времени, буквально не разгибались вышивальщицы и швеи, шившие с большой тщательностью камзол для новобрачной.
Обычай требовал, чтобы все в доме были одеты в таких случаях во все новое; все женщины семьи занимались своими туалетами, костюмами для детей и одеждой для прислуги.
Одна старушка, для которой это занятие было почти профессией, ходила из одного дома в другой по всему городу, приглашая на свадьбу.
В доме начищали кухонную посуду, до блеска полировали мебель и натирали полы.
Тишина наступала лишь по вечерам, когда все старались расположиться под липами отдохнуть в их тени, поболтать и посплетничать.
Находившаяся в центре этой суматохи Матильда находила убежище у Джунии с Тибо. Они являли собою островок покоя, законченного счастья, которого сами были и творцами, и потребителями. В их присутствии человек наслаждается почти совершенной безмятежностью.
Ребенок, которому едва исполнилось четыре месяца, был прелестным. Лицо с матовой кожей сияло широко раскрытыми крупными темно-синими глазами. Казалось, в них отражалось летнее небо в тот волнующий час, когда в вечернем мраке бархат сумерек смешивается с его шелковой синевой.
Вся семья была у ног этого крепкого, веселого созерцателя открывавшегося ему мира.
Джуния занималась им самозабвенно. Отказавшись от кормилицы для сына, она посвящала ему себя безраздельно. Все ее время уходило на то, чтобы его кормить, мыть, протирать благовониями, баюкать, играть, смеяться и спать рядом с ним. В самые обычные материнские заботы она вносила рвение, восхищавшее Арно.
Матильда разделяла его восхищение. Каждый вечер она находила время побыть со своим внуком. Невестка встречала ее теплой улыбкой, приободрявшей ее после изнурительных дневных трудов. Она разрывалась между работой на улице Кэнкампуа, заботами о больных, о бедных и одиноких, которых она находила все больше и больше, а также делами, неизбежно требовавшими ее внимания, чтобы свадьба прошла хорошо.
Время шло. Август уже перевалил за середину, когда накануне Успения она снова пришла в собор Парижской Богоматери исповедаться своему дяде, как он ей посоветовал. Назавтра, как обычно, она причастилась вместе со всей семьей в церкви Сен Жермен-де-л'Осьеруа. Потом все, кроме Этьена и Бертрана, задержавшихся на ярмарке в Труа, участвовали в религиозной церемонии по поводу Успения и горячо молились матери Спасителя.