Притулившееся на опушке леса Брешнэй и окруженное садом, росшим на склоне горы, господствовавшей над долиной Шера, убежище это было достаточно изолировано от остального мира, чтобы там можно было чувствовать себя почти в полном одиночестве. Сюзанна, не покинувшая свою хозяйку, две другие служанки, нанятые уже здесь, и садовник, исполнявший также обязанности привратника, были ее единственными домочадцами. Целые дни она посвящала занятиям с детьми из сиротского приюта общины Гран-Мон, обширные владения которой доходили до здешней деревни. Не поддерживая ни с кем ни дружеских, ни просто светских отношений, она навещала только Кларанс, к которой ходила в Тур каждую неделю. У себя она принимала только мать, когда та приезжала в эти края. Радея об умерщвлении плоти, она лишила себя всего, не исключая и дорогой ее сердцу поэзии.
Матильда высвободила из-под простыни руку, почувствовала свежесть предутреннего воздуха. Но было все равно очень жарко. Постоянная бессонница приучила ее, в зависимости от того, в какие часы ночи она мучилась ею, переходить таким образом от чрезмерной внешней жары к робкому стремлению уловить собственное тепло Действительно, ужин, предложенный им хозяевами в этот вечер, был слишком обильным, это он заставлял кровь бурно течь в ее венах. Она ждала минуты, когда сможет забыться, но мозг ее разогретый еще больше, чем тело, несмотря на всю ее решимость уснуть, продолжал работать.
Хотя действительно вся жизнь ее старшей дочери казалась посвященной единственно искуплению своих ошибок, материнской чутье, однако, с некоторых пор стало замечать некое преобразование в молодой женщине, которое она тщетно старалась скрыть от других. За время многих — за пять лет — визитов к дочери у Матильды было достаточно времени уяснить себе образ жизни в Вансэе. Каждый раз в обрамлении накрахмаленных складок белого апостольника она видела одно и то же лицо, облагороженное стремлением к высшей добродетели, хоть и лишенное прелести плода, покрытого нежным пушком, но все еще гладкое, чистое, словно отмытое страданием, источавшимся из глубины глаз.
Да, до прошлого Рождества Матильда могла сказать себе, что Флори вела себя, как и подобает человеку, осознавшему свои преступления. Но с тех пор словно что-то произошло. Она не знала, что именно, но уловила в более напряженном взгляде, в возбуждении, которое ей плохо удавалось обуздывать, в некоторых ее реакциях волнение, которое не переставало тревожить Матильду.
Измученная мыслями, Матильда наконец уснула, не переставая задаваться вопросами…