Дамская комната (Бурен) - страница 97

Многие из возвратившихся крестоносцев пытались ради своего собственного удовольствия, а также для тех, кто их слушал, рассказывать о чарах святой земли. Им это более или менее удавалось. Филипп же делал это как поэт. Он смотрел, осознавал, вкушал, любил и преображал через призму своего искусства этот ни с чем не сравнимый мир, где над полной чудес землей простирались тени Креста и Полумесяца.

Джуния слушала его восторженно, губы ее дрожали… Она одна видела то, чего другие не могли себе представить, — красоты и капканы, прелести и жестокость этого восточного христианства, столь дорогого королю, столь дорогого сердцам тех, кто там побывал и где они, приехавшие с берегов Сены или Луары, оставили столько друзей, столько созданного их руками, такую память о себе…

Затем Филипп, аккомпанируя себе на лютне, спел несколько поэм, вдохновленных Палестиной, — о миражах в пустыне, о берегах Иордана, о благоухании сосен в Алеппо, о розах, выросших на пролитой крови Адониса, о миртах и кедрах Ливана…

Жанна не сказала никому о том, какие родственные нити связывают ее с этим человеком, талант которого восхищал собравшихся. Она смотрела на него, слушала, думала о Флори и старалась понять. Предать такого человека, как он, казалось немыслимым. Однако ее мнение о сестре претерпело большие изменения после того, как они жили бок о бок друг с другом.

Слушая Филиппа, она думала о том, что этот очаровательный муж находил свое отражение в светлой стороне женщины, в темной ипостаси которой нашел себе место другой мужчина. Надо было знать этого Гиймо, чтобы воспрепятствовать этому. В доме Брюнелей о нем никогда не говорили. Кто он? Один лишь раз Матильда обронила по его поводу: «Это было простительно для вашей сестры, дочка. Нельзя осуждать ее, не зная всего. Тот, кто стал причиной стольких несчастий, обладает страшной силой соблазна».

Прозревшая благодаря открытию в себе склонности, заставлявшей ее мечтать о Бернаре Фортье как о возможном муже, хотя совсем недавно она не желала слушать ни о ком другом, кроме Рютбёфа, Жанна говорила себе, что любовь переменчива, что сердцу верить нельзя, что нужно быть очень наивной, чтобы верить, что создания Божии все либо белые, либо черные, тогда как все они просто серые!

Перед отъездом в Ломбардию молодой суконщик прислал ей письмо, приложенное, впрочем, к адресованному метру Брюнелю и его жене. Она усмотрела в этом деликатность, намного повысившую акции Бернара. Он объяснял ей, что вынужден уехать на долгие месяцы, чтобы закончить свое профессиональное образование и укрепить свое предприятие. От результата этого во многом зависит будущее. Только тогда он сможет принять на себя некоторую ответственность…