О господи, она же знает про сегодняшний совет! Поль должен звонить ей вечером. То-то будет… Ну ладно, не в первый раз. Значит: он идиот и позор всей семьи, дед так обалдеет от горя, что сразу уляжется в гроб, еще через пять лет такой жизни Поль останется ни с чем.
Интересно, а она с чем останется? Со своими дипломами? Ее, видите ли, уже много цитируют в психиатрической литературе. Ах да, у нее будет мировая известность, и дедуля, наконец, сможет уйти на тот свет, счастливо улыбаясь. Браво!
Когда-нибудь он выскажет этой ненормальной все… вот, например, зачем она бортанула Рони? Живет одна в своем сумасшедшем доме… Н-да, но звонить все равно придется.
* * *
Эта темноволосая — страшный враг. Из того мира, в котором все есть. А он всегда знал, что у него ничего не будет. С ранних каких-то лет, которые еще не запоминаются событиями. Но чем-то человек все равно помнит себя, и это было то самое ощущение — у него никогда ничего не будет. Потом он стал понимать, чего именно, и складывать по отдельности внутрь в копилку. Никогда не будет красивого лица. Он сначала узнал это с чьих-то брошенных слов: «Мальчик какой-то неприметный». Позже, вглядываясь в зеркало, сам пришел к такому же выводу. И не воспринял его болезненно. Потому что в копилке уже лежали другие «не будет»: хороших игрушек, что он видит у прочих детей, денег… Он рано перестал что-то просить, зная мамин ответ: «У нас мало денег». Не будет отца, которого никогда не было. И это единственное доставляло какое-то время боль, не хотело помещаться в копилку. То, что не будет денег, осело там быстро и улеглось. У кого-то их много, у других меньше, у них, вот, совсем-совсем мало. Тут не было равенства среди людей. Но почему нет того, что есть у всех? И он понимал — нет важного и дорогого. Потом оно тоже легло нечувственным грузом в копилку. Нечувственным там было все по отдельности, но вместе… Он узнал, где именно это находится, в неполные шестнадцать, когда две одноклассницы обсуждали проведенную в богатом доме вечеринку. Не саму, а то, что было после нее. Видели, что он стоит почти рядом, и не замечали. Как если бы стояла кошка или собака. И там, где солнечное сплетение, забилось и задрожало. И погнало его неизвестно куда. Когда он шел по каким-то улицам, дрожало уже везде. В щеках, в руках, от плеч до кончиков пальцев…
* * *
— Ты все-таки огорчен, Поль. Не надо к бару, давай сядем туда подальше, за столик.
— Нет, я не огорчен. Дед как-то сказал: «Главное — это то, что для тебя главное». Я спросил: «Что для меня главное?», а он высунул в ответ язык.