Однако посланных от Кейвуса нигде нет. Сколько мы ни вглядываемся в ослепительную утреннюю даль, вьющаяся между камнями тропинка по-прежнему пустынна.
Из густых зарослей осоки поднялась небольшая стая гусей. Медленно махая громадными крыльями, они полетели куда-то в сторону. Солнце отсвечивало на серых перьях; гортанный звонкий крик разнесся над равниной.
— До чего люблю гусиный переклик!
— Правда! Вот не думал, что у гусей такой красивый голос!
— Но что же их спугнуло? Во всяком случае не мы. Может быть, по тому болоту идут лошади Кейвуса?
Мы наскоро съедаем свой завтрак и, запив его чаем, отправляемся дальше.
За озером долина неожиданно и сильно расширилась. Склоны отошли далеко в сторону и сделались гораздо более пологими. Вместо крутых белых обрывов над редкими лиственницами теперь поднимаются невысокие причудливые скалы розово-серого цвета.
— Судя по всем признакам, вулканические лавы и туфы сменились здесь гранитами, — отвечаю я Сереже, которого заинтересовало это резкое изменение пейзажа.
Действительно, когда мы, ныряя в высокотравье и безнадежно потеряв в нем тропинку, пересекали заболоченную равнину, перед нами оказался пологий склон с гранитной щебенкой.
— Вот и граниты, вернее, гранито-гнейсы. Посмотри, как они разлистованы и изменены. Это очень древние
породы. Их структура связана с колоссальным давлением в недрах земли, которое им когда-то пришлось испытать,
— Они намного древнее тех лав?
— О, по крайней мере на полтора миллиарда лет! Эти гранито-гнейсы относятся к архею, самому древнему периоду истории Земли.
Сережа с уважением берет в руки плоский обломок камня, рождение которого отделено от нас двумя-тремя миллиардами лет, и спрашивает:
— А есть еще более древние породы на земле?
— Да! Для гнейсов Кольского полуострова, Канады и некоторых других районов земли получены еще более поражающие цифры: два с половиной — три с половиной миллиарда лет!
Лавируя между кустами стланика, мы потихоньку поднимаемся по долине, которая опять становится все теснее, К полудню выходим из леса и поднимаемся к перевалу.
Пейзаж быстро суровел. Сперва исчезли лиственницы, потом стланик; мы вошли в чащу карликовой полярной березы и долго путались в еле достигавших колен зарослях. К счастью, вскоре между кустами мелькнула небольшая поляна, а за ней потянулась глубоко протоптанная в глинистой почве тропинка.
— Как странно, в таежной глухомани вдруг хорошая тропа!
— Я думаю, это звериный, скорее всего, медвежий путь. Видишь, как сузилось ущелье у перевала? Тут и человеку и зверю одна дорога — узенький коридор между скалами!