Ангарка впадает в Анюй одним спокойным руслом шириной около пятидесяти метров. Разделяющий их мыс поднимается пологой массивной горой на высоту до четырехсот метров. Гора вытянута на север и уходит вверх по Ангарке теряющейся за горизонтом залесенной грядой. В основании горы обнажаются нависающие над Анюем серые диоритовые скалы, вдоль которых мы вчера брели под вечер. Гора покрыта хорошим лиственничным лесом. Вдоль берега и на островах поднимаются не- проходимые заросли тальника. Чудесное, пестрящее цветами высокотравье обрамляет обращенный к нам склон горы. Наши палатки поставлены на ровной песчаной площадке, которая подходит прямо к воде. В нескольких метрах от нас шумит и пенится Анюй.
— Ребята, — обращаюсь я к своим спутникам, — давайте устроим сегодня отдых, вытопим баню, искупаемся и вообще приведем себя в порядок, а к дальнейшему походу будем готовиться завтра.
Мое предложение встречено общей радостью. Мы честно заслужили отдых. Кроме того, с сегодняшнего дня над нами не висит уже страх перед обмелением Анюя. Мы оставим здесь шлюпку, покинем Анюй с его бешеным нравом и отправимся в оставшийся путь с нашей вездеходной плоскодонкой. Ее осадка не превышает двадцати сантиметров, и с нею мы проберемся хоть к черту на рога.
Пока мы завтракаем и обсуждаем планы, настает полдень; лучи высоко поднявшегося солнца глубоко проникают в воду реки. Даже издали хорошо видны лежащие на дне валуны и проносимые течением веточки и листья.
В этот час нам посчастливилось увидеть пляску хариусов. Прямо перед палаткой, чуть ниже слияния Ангарки и Анюя, тянулась большая заводь. Как только ее пронизали прямые лучи солнца, из воды стали выскакивать хариусы. Сперва их было немного; с каждой следующей минутой количество прыгающей рыбы увеличивалось. Вскоре вода буквально закипела от множества высоко подскакивающих в воздух крупных хариусов. Трудно поверить, но на каждый квадратный метр заводи приходилось но нескольку одновременно выскочивших рыбин! Всплески воды заглушили шум реки; фонтаны брызг преломились радугой; танцующий серебряный хоровод засверкал чешуей, как тысяча зеркал. Фантастическое зрелище! Мы стояли на берегу реки как зачарованные.
Конечно, я знал, что все это не больше чем утренний завтрак хариусов — то, что на весьма прозаическом языке специалистов называется массовым жором рыбы. И тем не менее взвивающиеся за мошками изящные сильные рыбы были удивительно красивы.
Опомнившись, мы бросились за нашими удочками. Второпях для наживки было поймано два-три кузнечика, которых на беду здесь оказалось гораздо меньше, чем рыбы. Буквально в тот момент, как крючки с кузнечиками коснулись воды, они были охвачены, и на песке запрыгали хорошие полукилограммовые хариусы. Кузнечиков больше по оказалось; на крючки стала насаживаться всякая всячина: кусочки хлеба, пареной гусятины и даже обрывки цветной подкладки с телогреек. Рыба мгновенно хватала любую приманку; Саша стал забрасывать в воду голый крючок, и невозможно поверить, но и на него хариусы кидались почти с таким же азартом, как и на живых кузнечиков!