и сейчас не принадлежу, но иногда мы встречаемся. В этом ее monde люди ужасные, смотрят на всех словно с высоты длиннейших ходуль, и родословные у них тоже длиннейшие — в милю каждая. Все они — цвет старой аристократии. Вы знаете, кто такие легитимисты
[32] или ультрамонтаны?
[33] Приходите как-нибудь часов в пять вечера в гостиную мадам де Сентре и увидите прекрасно сохранившиеся экземпляры этой породы. Вот я сказала «приходите», а ведь туда не допускают никого, кто не может похвастаться предками до пятидесятого колена.
— И на этой даме вы предлагаете мне жениться? — спросил Ньюмен. — На даме, к которой даже подойти нельзя?
— Но вы же только что сказали — для вас нет препятствий!
Ньюмен некоторое время смотрел на миссис Тристрам, поглаживая усы.
— А она красавица? — спросил он.
— Нет.
— Тогда и говорить не о чем.
— Она не красавица, она — прекрасна, а это вещи разные. У красавицы все черты абсолютно правильны, а у прекрасной женщины — нет, но это только усиливает ее очарование.
— Я вспомнил твою мадам де Сентре, — сказал Тристрам. — Проста, как чистый лист. Во второй раз мужчина на нее и не взглянет.
— Ну, раз мой муж второй раз на нее и не взглянет, это уже говорит в ее пользу, — заметила миссис Тристрам.
— А она добрая? Умная?
— Она — само совершенство! Больше мне нечего добавить. Расхваливать особу, с которой предстоит знакомство, входить в подробности — дело неблагодарное. Я не стану ее превозносить. Я просто рекомендую ее вам. Среди женщин, которых я знаю, она стоит особняком. Она из другого теста.
— Я не прочь увидеть ее, — решительно сказал Ньюмен.
— Попытаюсь это устроить. Единственная возможность — пригласить ее отобедать. Я ни разу ее не приглашала и не знаю, придет ли она. Ее мать — старая маркиза — настоящая феодалка и правит домочадцами железной рукой. Сама выбирает дочери друзей и разрешает наносить визиты только узкому кругу избранных. Но попробовать пригласить ее я могу.
В этот момент миссис Тристрам прервали; на балконе появился слуга и сообщил, что ее ждут в гостиной. И когда хозяйка ушла принять своих приятельниц, Том Тристрам подошел к Ньюмену.
— Не ввязывайся в это дело, мой милый, — произнес он, попыхивая сигарой. — Ни к чему.
Ньюмен покосился на него испытующе:
— Ты преподнес бы все это иначе?
— По-моему, эта мадам де Сентре — просто большая белая кукла, к тому же в ней бездна холодного высокомерия.
— Ах, так она высокомерна?
— И еще как! Смотрит на тебя свысока, словно ты — пустое место и нисколько ей не интересен.
— Выходит, она очень горда?
— Еще бы! Так же горда, как я беден!