— Федор, когда ко мне пришел, сказал, что один садиться не будет. Он сказал, если что, то он всех за собой потащит.
— Так и сказал? Небось пьяный был в стельку. Кого он заложит, что он знает?
— Я все знаю, — оторвав, голову от стола, прохрипел Федор Муратов.
— Лежи, Федя, не болтай чушь. Ничего ты не знаешь и никому ничего не скажешь.
— Все скажу! Все! Если наручники защелкнутся, я молчать не стану, — и Федор Муратов захохотал, сползая на пол.
— Давай‑ка его на диван перенесем.
— Да–да, — ответила Марина.
Вдвоем они взялись волочить тяжеленного Федора на диван. Федор что‑то невнятное хрипел, бурчал, матерился, буквально изрыгал проклятия на головы всех живых и мертвых. Но ни Марину, ни тем более Самусева этими словами он пронять не мог.
Все знали, Федор человек не сдержанный на ругань, да к тому же и пьяница. Правда, на работе даже чуть выпивши Муратова никто никогда не видел. Он, как правило, отводил душу после работы, заезжал либо на квартиру к Марине, либо вместе с ней приезжал на дачу. И уж здесь давал волю своим необузданным порокам. Щедрость Федора Муратова, как и его чувства, границ не имела. Он дарил своей любовнице все, что та ни пожелает. Увидит что‑нибудь золотое, блестящее и лишь скажет Муратову:
«Феденька, глянь какая симпатичная вещичка», — и уже через день–два эта вещичка оказывается в руках Марины.
О существовании у Федора любовницы знали многие. Не известно о ней было лишь жене Муратова.
— Слушай, родная, — сказал Адам Михайлович, — так он что, и вчера трезвый говорил, что всех сдаст?
— Во всяком случае, мне так говорил. Вспомнила! — всплеснула руками Марина.
— Что ты вспомнила? — насторожился Самусев.
— Концовку анекдота вспомнила! — и Марина принялась хохотать. Хохот ее был истеричным.
Адама Михайловича пьяная бестолковщина уже изрядно утомила и начала просто–напросто раздражать. Он то приехал сюда решить совсем другой вопрос и, надо сказать, ответ на него уже получил.
— Марина, успокойся! Выпей воды.
— Не могу я больше пить! — высокая грудь Марины в разрезе блузки дрожала. — Не могу я пить! Икота начнется.
— Не хочешь, как хочешь. Послушай, родная, где‑то у Федора ружье есть и патроны.
— Конечно есть. В шкафу платяном стоит, в его кабинете. А зачем оно вам, ворон стрелять будете?
— Боюсь я, Марина, через поселок идти, разные люди здесь ходят, лихие люди. Дай‑ка мне ружье на всякий случай.
— Федор ругаться станет.
— Я завтра с утра его назад привезу. Марина, пошатываясь, подошла к мертвецки
пьяному Муратову и принялась копаться в его карманах.
— Ага, вот! — она вытащила связку ключей и, так же пьяно пошатываясь, двинулась к белой двери. И если бы Адам Михайлович ее не направлял, то она наверняка ударилась бы в стену.