Как зыбкий шелест, донесся до меня отдаленный голос Кати:
— Антон, ляг, теперь ты уснешь…
Утром первая мысль была: дома ли родители Кати? Не очень-то хотелось показываться в таком виде. Таблетка подействовала, признаков похмелья не было, только испарина выступила по всему телу.
Я хотел сразу же улизнуть, но Башкирцева тоном, не допускающим возражений, приказала:
— В ванную — и немедленно!
— А роди… — было заикнулся я, но Катя бросила:
— Нет никого, иди.
Ванная была выложена чудесным светло-зеленым кафелем. Я постарался не замечать свое жалкое отображение в круглом зеркале — горячая вода вонзилась, как хищница, в обнаженную спину, я содрогнулся и весь ухнул под гудящие паром струи. Терпел до тех пор, пока коже стало невмоготу, потом открыл ледяную…
Долго колебался, какое из четырех больших махровых полотенец выбрать — взял зеленое с белыми продольными полосами.
Катя, как я ни упирался, заставила меня съесть горячую стреляющую маслом яичницу. Потом первый раз в жизни я пил такой черный душистый обжигающий губы кофе…
— Теперь, наверное, ни за какие пироги к водке не притронешься, — посмеиваясь, говорила Катя.
В сарафане из какой-то тонкой материи она была совсем иной, чем я привык видеть ее в университете: веселой, подвижной, с то и дело меняющимся лицом, эмоционально-живым, а не заледенелым.
«Странная все-таки она девушка», — подумалось мне, и я спросил:
— А родители скоро придут?
— Как это тебя беспокоит, — она так посмотрела на меня, что я смутился, — не волнуйся, с ними ты сегодня не встретишься. Мать на гастролях, а отец заявится к вечеру… В мои дела они не вмешиваются. Мы существуем на паритетных началах.
Она поставила руки локтями на стол, сцепила их, положила на замок из пальцев подбородок и спросила:
— Антон, а у тебя девушка в селе осталась?
— Нет, мы с ней расстались.
— Почему? — глаза Башкирцевой слегка оживились. — Ты ее оставил или она тебя?
— Ну какая разница, — с неохотой ответил я.
— И ты не чувствуешь себя несчастным?
— Да нет, — ответил я и, немного помедлив, добавил — Не очень.
— Она была красивая?
— Вряд ли… Так, обыкновенная девушка.
— А чем она тебя привлекала? — напористо наседала на меня Катя.
— Ну… просто нравилась, и все, — ответил я.
— Так, так… — насмешливо протянула Башкирцева. — Значит, сейчас ты свободный художник.
— В каком смысле?
— В образном. Надо взять над тобой шефство, — и вызвала в моей душе сумятицу слишком пристальным гипнотизирующим взглядом. — Буду делать из тебя благородного рыцаря. И учти (она погрозила мне пальчиком) — непьющего. Ты — не против?