Второй комендант майор Лидтке осмотрел первую такую команду. Маленький, толстый, переваливаясь, как утка, с боку на бок, стуча слоноподобными ногами, прошел он вдоль строя, ощерив в брезгливой гримасе крупные, как у лошади, желтые зубы. Потом раскричался и через переводчика приказал:
— Вон отсюда! Иждивенцами немецкой армии захотелось быть! Вон!
Раненые разошлись по городу.
Следующие команды были похожи на первую, и в комендатуре потеряли интерес к военнопленным, благо в сводку побед немецкой армии они уже попали.
Комендатура потребовала от больницы пригодных для работы солдат — они нужны были для обслуживания фашистских госпиталей: количество раненых там росло. Ковшов заверил майора Лидтке, что он постарается, но при всем желании едва ли сможет набрать несколько десятков пригодных для работы — в больнице почти все калеки, безнадежные инвалиды…
Фашистские власти пока что не появлялись в больнице. Городская управа притихла. Батмиев активных действий не предпринимал, скорее всего готовил какую-нибудь новую пакость. «Господин начальник полиции» лично посетил Ковшова. Без слов, по одному убитому виду Курицына, Ковшов понял причину визита: запас морфия кончился. Курицын, наверное, не один день крепился и мучился, наконец не выдержал.
— Рад вас видеть, господин начальник полиции!
— Спасите, Петр Федорович! Погибаю. Как врача прошу…
Ковшов достал из ящика коробочку, в которой было пять ампул. Дрожащими руками схватил ее Курицын. Не стесняясь врача, вытащил из кармана завернутый в бумагу шприц, вытянул им содержимое из одной ампулы и, задрав штанину, сделал укол. Через четверть часа, оживший, повеселевший, он без умолку болтал, превознося человеколюбие Ковшова и распинаясь в уважении к нему.
— Рад слышать, господин начальник полиции, — улыбнулся Ковшов. — Я все хотел спросить: когда меня в полиции схватили, куда собирались отправить — на расстрел или в камеру?
— Нет, нет, в камеру! Вы знаете, Петр Федорович, все это князь мутит, а Бочкаров ему подошвы облизывает.
— Наверное, опять скоро конвой пришлете?
— Что вы, Петр Федорович! Вы же имеете «охранную грамоту» господина коменданта! Князь ходил к нему специально. Господин майор запретил что-либо менять.
Это было новостью. «Кто запретил: Бооль или Симонова?» — подумал Ковшов.
Курицын клянчил еще морфия.
— Господин начальник полиции, больше не дам, а то вы целую неделю и не вспомните меня, конечно, если князь не прикажет вам арестовать меня.
Курицын протестующе замахал руками. Ковшов продолжал:
— Вы интеллигентный, серьезный человек, а слепо подчиняетесь, простите, щенку, мнящему себя князем. Не понимаю!