Гаррон, пропуская мимо себя грохочущие подводы, машинально начал считать про себя: десять, пятнадцать… нет, уже двадцать штук дерут глотки почем зря… ого, да тут уже три десятка! Нет, три с половиной! Откуда столько?! Они что, со всех окрестных лесов собираются?!
— Плохо дело, — спокойно заметил Дядько, неподвижно восседая на своем флегматичном жеребце и не торопясь заходить внутрь. — Их здесь уже с полтинник, а с севера подтягиваются еще.
Южанин ошарашено воззрился на невозмутимого Стража.
— Что?!
— У меня хороший слух, — кивнул седовласый. — Лучше, чем у вас. Так что могу порадовать — оттуда подходит еще одна стая. И в ней никак не меньше, а то и побольше голов, чем в этой. Кажется, у них тут небольшая война на выживание. Неудивительно, что народ боится даже носы наружу высунуть: сотня-другая волков способна наделать много бед.
— Но как?! Откуда?! Они же всю живность должны были сожрать в округе!
Дядько лишь пожал плечами.
— Не нравится мне это, — тихо заметил вдруг Белик, незаметно подобравшись поближе. — И Карраш беспокоится.
Страж кинул на него быстрый взгляд.
— Думаешь, не простые? Наши?
— Нет. Но что-то с ними точно не так.
Гаррканец настороженно замер возле распахнутых ворот, вытянувшись струной и потихоньку втягивая прохладный воздух хищно раздувающимися ноздрями. Он даже глаза прикрыл, почти перестав шевелиться, приподнял голову и жадно внюхивался в незнакомые запахи, будто гончая на охоте. Белик на его спине замер тоже, позабыв об эльфах, что уже давно исчезли среди деревенских строений, о купце, что неподалеку торопливо выспрашивал перепуганного старосту, о последних телегах, что уже миновали распахнутые ворота. И очнулся только тогда, когда дорога окончательно опустела, из-за стены грубо рявкнул незнакомый простуженный голос, намекая на скудоумие некоторых сопливых героев, а правого локтя осторожно коснулись чьи-то железные пальцы.
— Идем, — тихо сказал Дядько.
Пацан сухо кивнул и неохотно развернул громадного гаррканца, проследовав за остальными под защиту наспех укрепленной бревенчатой стены. Ворота за его спиной с оглушительным грохотом закрылись, снова зазвенели тяжелые цепи, в железных петлях заскребся мощный засов, а затем застучали и молотки, чуть не намертво скрепляя между собой досками деревянные створки.
— …да мы уж с месяц в осаде, господин, — горестно вздохнул седой староста, с поклоном препровождая купца к ближайшему дому. — Как полнолуние было, так и появились окаянные твари окрест. Сперва только выли ночами, вокруг домов бегали, скреблись и скулили, но после того, как мужики пару десятков перебили, попритихли. На пару дней вовсе пропали. А потом как с цепи сорвались: в хлева стали врываться, заборы подкапывать, в одну ночь задрали чуть не половину стада, но жрать, сволочи, не стали. Порвали глотки телкам, распотрошили овец, а никого из людей не тронули. Из собак кого смогли поймать, того разорвали, но и тех не съели — только кишки разбросали по всем кустам и ушли.