— Перестань, хватит. К чему вся эта тягомотина?
— К тому, что давно уже пора обратить самое серьезное внимание на твою проблему.
— Это на какую еще проблему? — удивилась я.
Катарина и Лилли многозначительно переглянулись.
Ага, значит, они регулярно говорят об этом.
— Ты не способна на прочную привязанность, — просветила меня Катарина. — Бежишь от отношений, которые имеют шанс стать серьезными.
Вот она, реинкарнация Греты Гарбо и Марлен Дитрих, персонификация всех див, — Катарина фон Штейнбек: костюм от «Шанель», тюрбан, в руке сигарета. Кто угодно выглядел бы смешным в таком наряде, только не фрау фон Штейнбек. Она единственная, кому удается в полдень появиться на пляже в боа из перьев и в шляпе, имея при этом преисполненный достоинства вид.
— И что же прикажете мне делать? — Удивление не испарялось.
Парочка снова обменялась взглядами, и мне стало ясно, что выход для меня уже найден.
— Как что? Нужно посетить фрау Корнелиус.
Доктор Габриэле Корнелиус была домашним эскулапом фон Штейнбеков, дружила с ними и заработала на их неврозах целое состояние.
— Ой, не знаю, может, не нужно?
Я подумала, что Катарина уже много лет лечится у фрау Корнелиус и все безрезультатно, по крайней мере, ситуация с неврозами в лучшую сторону не меняется.
— Пия, ты пойдешь. Я запишу тебя на консультацию.
От волнения Катарина подавилась сигаретным дымом.
— А мне казалось, что ты собиралась бросить курить, — заметила Лилли, прекрасно сознавая, что сыплет соль на раны.
Катарина не обратила внимания на шпильку и, к сожалению, снова повернулась ко мне.
Пришлось капитулировать.
— Пока не забыла: звонила Витта, хотела спросить, как прошла твоя встреча, — проинформировала меня Лилли.
Витта Отвратительная! Мы до сих пор так и не поняли, за какие грехи на нас свалилась Витта.
Поначалу она казалась очень милой, рассказала, что после внезапной смерти мужа ей пришлось пережить трудные времена, мы ей сочувствовали и восхищались ее мужеством.
Торчали у нее ночами, внимательно слушали, давая возможность облегчить душу.
Потом тема покойника как-то сама по себе сошла на нет, Витта переключилась на рассказы о себе, любимой, но от этого ничего не изменилось.
О чем бы мы ни заговаривали, Витта слушала несколько секунд, но не для того, чтобы въехать в проблему, а дабы в зародыше подавить беседу, заявив: «Ах, как я тебя понимаю. Со мной тоже такое было, только еще хуже, потому что…»
Она выдавала монолог за монологом, ненадолго останавливаясь только для того, чтобы в нужных, по ее мнению, местах дать нам возможность засмеяться или вставить возмущенное «нееет!».