Он наконец-то отловил свою канифоль и стал ловко орудовать паяльником:
– С дальними родственниками я там жил. После того, как им все-таки вследствие каких-то удивительно счастливых обстоятельств разрешили меня воспитывать. Ну а та комнатка в коммуналке, где я родился, находилась в доме на Чистаках, которого сейчас уже и в помине нет. Именно туда-то я и ходил, когда испытывал на себе машину времени.
– Да… – сочувственно протянула я. – А все-таки, что там произошло-то в 1938-м?
Он отложил паяльник в сторону и развел руками:
– Ничего неординарного. Мать была учительницей. А отец занимался теоретической физикой… Думаю, что в своих изысканиях он шел в параллели со Шредингером. Хотя… Это не более чем мои догадки, потому как я могу судить об этом только с дядькиных слов.
– А потом?
– Ну, кто-то вроде стуканул на него… Не знаю точно, как именно… Но, дескать, когда Шредингер в 1933-м Нобелевку получил, папаша мой воспринял это близко к сердцу и вроде как озадачился переплюнуть его достижения. Работал он, работал, а потом в 1938-м якобы стал всем рассказывать, что он таки действительно что-то такое открыл. Ну и вроде как было непонятно, откуда он вообще был так осведомлен о том, что за бугром происходит. Короче, долго никто разбираться не стал… Шлепнули – и дело с концом… Ну хватит… Держи давай электроды.
– Нет, подожди! – Я поймала штекеры и положила их на ковер. – Напиши мне, как звали твоих родителей, когда они родились и где жили.
– Зачем?
– Ну мало ли как там у меня разговор повернется… Вдруг что-нибудь получится изменить.
Натаныч тяжело вздохнул и быстро нацарапал на бумажке имена, даты и несуществующий ныне адрес.
– Все, – сказал он, вручая мне листок и штекеры. – Лети уже, а то я еще поработать хочу.
Он ввел в компьютер 16.00 и, поставив таймер на полтора часа, отправил меня в Кремль.
* * *
– Как же я соскучилась, как соскучилась! – запричитала я, повиснув у Сталина на шее. – Нет… Это было непереносимо – не видеть тебя так долго…
– Долго? – удивился он. – У тебя там что, несколько дней прошло?
– Да… Мне надо было переводить… – Я обнимала его, не в силах оторваться. – Понимаешь, срочный заказ…
Он усмехнулся:
– Ты бы лучше синхронно со мной расставалась. Подождал бы твой перевод несколько часов. Никто бы не умер. А то это как-то неправильно получается. Ладно… Что теперь говорить. Пока время есть, пойдем прогуляемся немного.
Мы вышли на улицу и вскоре оказались примерно в том месте, которое изобразил Герасимов на своей еще не написанной в 1937 году картине «Сталин и Ворошилов в Кремле». Я еле сдержалась, чтобы не расхохотаться, подумав о том, что выступаю в роли наркома обороны. Не слишком ли много параллелей с уважаемым Климентом Ефремовичем?