– Ладно. Ладно. Как скажешь… У меня как раз что-то вроде отпуска получилось. Могу себе позволить отдых.
– Очень хорошо. У меня тоже завтра день свободный. Вместе его и проведем. А теперь спать ложись. Иначе свое возвращение в 2010 год проворонишь и будешь там опять без одежды прыгать…
* * *
Телепортировавшись возле мирно посапывающего Натаныча, я призадумалась, как быть дальше. Я, конечно, обещала Сталину мгновенно вернуться обратно. Но, с другой стороны, почему я, собственно, должна его беспрекословно слушаться? Он мне не указ! Я женщина свободная. И вообще… Мне надо по магазинам прогуляться, чтобы его же, кстати сказать, блажь удовлетворить с нарядами этими, как он выразился, более элегантными. И потом, я должна отдохнуть от постоянного напряжения, в котором он меня держит. Слова лишнего ему не скажи. Исчезновения мои его бесят. В рассказы он мои не верит… Все!
Я встала с ковра и, поставив на видное место координатный прибор, тихонько ушла. Приняв душ, я накрасилась, быстро похлебала кофе и поехала в банк, чтобы снять часть заначки. Да… Что-то эта связь мне обходится довольно дорого. Сначала реабилитация после лубянских застенков, теперь разорение с этими платьями… А в ответ никакого желания исправлять историю. Только тираническая деспотия.
Часа три я болталась по торговому комплексу, ломала голову над тем, что именно может понравиться драгоценному Отцу народов, заставляла себя думать о том, что видеть его не желаю, что связалась с ним только для того, чтобы совершить мировой переворот, и что я совершенно, ну ни капельки в него не влюблена.
Примерно к часу дня, когда багажник был полон всяких костюмов и обуви в стиле Марлен Дитрих и Греты Гарбо, я почувствовала, что меня просто ломает от потребности его видеть. Усевшись в машину, я положила голову на руль и стала громко скулить, пользуясь тем, что за поднятыми стеклами меня никто не слышит. Почему, почему я так втрескалась? Я же ни о ком теперь и подумать не смогу после этого романа! И как я буду жить, если он вдруг решит, что больше не хочет меня видеть?.. И что я буду делать, если он перестанет меня к себе звать?..
Почувствовав, что страдание в одиночестве – не лучшее лекарство в моем печальном положении, я схватила телефон и позвонила своей школьной подруге, которая была единственным человеком, знавшим о моей личной жизни абсолютно все.
– Оль, ты дома? – простонала я в трубку, надеясь, что она будет рада меня и слышать, и видеть.
– Только встала, – томно сказала она. – А что?
– Я сейчас к тебе приеду. Ты никуда не уйдешь? Сегодня вообще какой день недели?