– Ты недоволен? – забеспокоилась я, чувствуя, что до конца не понимаю, к чему он клонит.
– Не знаю пока, доволен или нет. Вот прочитаю, что я там написал, и решу.
– Так, может, ты прямо сейчас это сделаешь?
Он выпутался из моих объятий, встал и, подойдя к столу, посмотрел на пачку листов:
– Это не так просто. Я там, в 1952-м, хорошо постарался. Теперь мне дня три потребуется, чтобы это расшифровать.
«Ага! – подумала я. – Значит, все-таки шифрограмма».
– Но это же так интересно! – всплеснула я руками. – Может, хоть немного попробуешь перевести? А?
Он посмотрел на меня с видом человека, привыкшего к тому, что живет на склоне действующего вулкана:
– Нет, ты поразительная женщина. Поразительная. Если вдуматься хорошенько в то, что тут у нас с тобой происходит, то уже никакой Ганнушкин не поможет. За окном ночь глубокая. А мы тут будем шифровками заниматься. Все! Скажи мне, когда ты утром уйдешь?
Я опять вспомнила про пьяную подставу Натаныча и подумала, что он вполне мог из вредности ограничить мое пребывание в прошлом и выставить таймер вместо максимума часа на три:
– Слушай… А я ведь не знаю. Вот честно, честно.
– Так!.. – Сталин сверкнул на меня взглядом. – Мало того, что я вынужден мириться с тем, что ты живешь в каком-то своем мире и не принадлежишь мне, насколько я бы этого хотел. Теперь еще я должен зависеть от ревности друга твоего ненормального!
– Но я…
– Хватит разговоров! Иди в комнату и спать ложись прямо в платье и с букетом в обнимку, раз не знаешь, когда тебя домой вернут. Придешь в Кремль послезавтра ровно в пять на два часа. И учти, если ты опоздаешь… Хоть на минуту! То горячо пожалеешь, что вообще на свет появилась.
– А ты что сейчас делать будешь? – расстроилась я от такого неожиданного поворота событий.
– Завещание свое читать. И думать, как мне с тобой дальше поступить. То ли народным комиссаром по развитию Советского Союза назначить. То ли расстрелять наконец, чтобы не мучиться…
Поняв, что разговор окончен, я тяжело вздохнула и ушла в спальню, где, как мне было велено, завалилась спать, прихватив с собой неизменные розы.
* * *
Проснулась я от того, что телепортировалась на листы ватмана. На часах было пять утра. Натаныч, который беспробудно храпел на диване, действительно сократил время моего вояжа. Злая, я встала и, прижимая к себе колючий букет, ушла домой, громко шарахнув дверью.
Вечером раздался телефонный звонок.
– Привет! – Голос моего протрезвевшего друга звучал глухо и виновато. – Когда придешь?
– Когда партия прикажет, – сквозь зубы процедила я.
– А когда она прикажет?