— А Молли — это…
Женщина, поколебавшись, ответила:
— Моя дочь.
Должно быть, Молли — тот ребенок, который обычно спит в этой кровати, заключил Бен. Его потрясло, что и ребенок вовлечен в преступные действия. Ничего себе, хорошенькая мамочка у Молли!
Он склонил голову, и она поставила стакан обратно на столик.
— Кто вы? — повелительным тоном спросил он.
Взгляд затравленного животного, который исчез, когда Бен спросил про Молли, снова возвратился. Но он убедил себя, что не может позволить своему сердцу размякнуть перед ней.
— Я не могу сказать вам, — сказала женщина чуть ли не шепотом.
Кого она боялась, кто мог услышать ее?
— Ну тогда назовите мне хотя бы ваше имя. — Он поймал себя на мысли, что хотел узнать его скорее из личного желания, чем из интереса дела.
Ее испуганный взор обратился к двери, потом вновь к нему.
— Мэган, — сказала она. — Вы можете звать меня Мэган.
— А ваша фамилия?
— Простите, ваше высочество, я больше ничего не могу вам сказать.
Когда она упомянула титул, он понял, что похищение связано с какими-то очень серьезными целями. Конечно, она думает, что перед ней принц Николас, настоящий правитель Эдембурга.
— Раз вы знаете, кто я, то должны знать, что ваши действия — государственная измена, — сказал он, как ему казалось, королевским повелительным тоном.
Она закусила полную нижнюю губу. Дымка застилала ее глаза.
— Я знаю, ваше высочество.
Он натянул веревки, пытаясь разорвать их.
— Тогда освободите меня немедленно.
Она обернулась, чтобы удостовериться, что дверь надежно заперта.
— Я могу немного ослабить веревки, но на большее я не осмелюсь.
Почему нет? — удивился он. Странно, для участницы похищения принца — а она думала, что он был принцем, — она казалась не слишком уверенной в себе. Более того, она была до смерти напуганной. Ему даже захотелось сказать ей слова ободрения, но он сумел вовремя сдержаться. Важно кивнув ей головой, как будто он действительно был принцем Николасом, Бен проговорил:
— Все будет лучше, чем ничего, когда лежишь здесь, как связанная курица перед жаркой.
Ее пальцы дрожали, когда она развязывала тугие узлы возле его запястий. К своему удивлению, он почувствовал, как трепещет его тело в ответ на ее слабое прикосновение.
— Так лучше? — спросила женщина едва слышно.
Когда веревки на его запястьях были немного ослаблены, он вздохнул облегченно.
— Конечно, лучше всего было бы развязать меня полностью и объяснить, что происходит.
Она покачала головой. Какие тонкие красивые черты лица у нее и нежно очерченный рот, подумал он. Как мужчине ему было больно видеть такую красоту искаженной страданием, пока он не напомнил себе, что она сама виновата в своих бедах, какие бы они ни были.