– Дура! – Он зло сплюнул себе под ноги. – Допрыгаешься! Проситься станешь, кровавыми слезами умываться, да только поздно будет!
– Тебя ни о чем не попрошу, ты не бойся, Захар. Домой иди, пока твои хозяева тебя не хватились. – Она резко развернулась и, не оборачиваясь, пошла прочь.
…К острову Ася выбралась к полудню. Избушка оказалась пуста: ни Алеши, ни бабки Шептухи, ни ее гадюки – никого! Раньше, бывало, старуха уходила на болото по каким-то своим надобностям, но Алеша всегда оставался дожидаться Асю, а сейчас что же?..
Она стояла на берегу озера, всматриваясь в его черную воду, решая, как лучше поступить, когда за спиной послышался голос:
– Ушел товарищ твой. Попрощаться хотел, но не дождался.
– Как ушел?! – Ася развернулась, едва ли не с ненавистью посмотрела на старуху. – Я же думала…
– Ты думала, – усмехнулась бабка Шептуха. – Больно много ты, девка, думаешь. А про то забываешь, что у каждого свои собственные думы есть. Он военный человек, Алексей твой, не может всю войну под твоей юбкой просидеть.
– Но попрощаться… – Глаза резануло от так и не пролившихся слез. – Разве ж можно не прощаясь?..
– Говорю же, ждал он тебя. – Старуха досадливо стукнула клюкой о землю. – Да и какое прощание? Он же не на край земли ушел – в Сивый лес. Придет еще.
– Как придет? Кто сюда вообще может прийти? – спросила Ася шепотом.
– А так, как ты пришла, так и он придет. Найдет способ с тобой увидеться. – Старуха немного помолчала, а потом добавила уже ласковее: – Любит он тебя, Аська. У него нынче в жизни две только радости: небо да ты.
– Это он вам сказал, бабушка? – От заполошной радости сердце почти перестало биться. – Про то, что любит?
– Это я так знаю! – отрезала старуха. – Я, Аська, такую долгую жизнь прожила, что про людей уже, почитай, все знаю: и про живых, и про мертвых. Одна на двоих у вас судьба с мальчишкой этим. А уж какая, не нам с тобой судить… – повторила шепотом и, не дожидаясь Аси, направилась к избушке.
* * *
Дом стоял особняком на самом краю большого поселка, соседствуя с сельским кладбищем. Старый, сложенный из почерневших от времени бревен, он выбивался из стройного ряда своих современных, вполне комфортабельных сородичей, недобро поблескивал тусклыми немытыми окнами, щетинился частоколом покосившегося забора и выглядел совершенно нежилым. Матвей заглушил мотор, вышел из машины, в сомнениях и раздумьях приблизился к железной калитке, пнул ее носком ботинка. Незапертая калитка распахнулась с жалобным скрипом, а Матвей невесело подумал, что у него сегодня просто день открытых дверей. Или ночь, если уж быть до конца точным.