— А, что говорит твоя интуиция? — заглядывает она ему в глаза.
— Интуиция говорит, что здесь темно. Почти темно, — добавляет Эдик. — Найти бы выход наверх, так проще будет сориентироваться.
— Считаешь, что здесь может быть выход? — смотрю на друга, знаю, просто так он ничего не говорит, значит, у него есть кое какие соображения на этот счёт.
— Воздух оттуда идёт. Хотя не факт, — добавляет Эдик, — очень может быть там переход на другие линии.
Стоим на перроне, вокруг ни души, даже крыс нет. Меня это начинает сильно тревожить.
— Крысы исчезли, — подтверждает мои опасения Эдик.
— Что бы это могло значить? — Катя, похоже, струхнула, но вида пытается не показывать.
— Боятся чего-то, — пожимает плечами мой друг.
— Когда хочешь, можешь успокоить, — у Кати вырывается короткий смешок.
— Их кто-то жрёт, — Ли спотыкается об кучку обглоданных крысиных костей, отшвыривает сапогом, с настороженным вниманием оглядывается, водя автоматом по кругу.
Осман освещает стены станции фонарём. Их когда-то начинали обкладывать мраморными плитами, но только успели заложить лишь нижний ярус. В дальнем углу перрона одиноко притаился трёхметровый вагончик, что обычно используется строителями — одно из единственных напоминаниях о пребывании здесь людей. Да, вот ещё, на стенах малярной кистью смачно написано: Вован козёл! А чуть ниже: Сам козёл!!! Я улыбаюсь, на лицо обычные человечески чувства.
— Вагончик проверьте, только аккуратно, — обращаюсь к сержантам.
Они идут осторожно, но крысиные косточки иной раз хрустят под ногами, разнося звук достаточно далеко. Конечно, вряд ли кто-то там есть, но переживания захлёстывают меня через край, даже делаю пару шагов вслед.
— Они сами справятся, — дёргает меня за рукав Катя, — лучше держи на прицеле дверь.
Наконец-то они подходят, Ли отходит в сторону, присаживается на колено, держит наизготовку автомат, Осман осторожно открывает дверь, светит фонарём и замирает. Через некоторое время, так же тихо отходит, пятится, дёргает недоумевающего Ли и, почти бегом направляются к нам.
— Что там? — с испугом смотрю в серое от ужаса лицо аварца.
— Там женщин спит, — выпучив глаза, шёпотом говорит он.
— Какая женщина? — едва не выкрикиваю я.
— Большая, растянулась на весь вагон, она лежит на человеческих костях и у неё один глаз.
— Очень интересно, — Эдик скребёт бороду. — Может пробовать разбудить?
— А стоит? — Катя вздрагивает.
— Вероятно, нет, — соглашается он. — Пойду и я посмотрю, — не успеваю ему запретить, а он уже шагает в направлении строительного вагончика. Хочу выругаться, но он идёт на удивление тихо, на косточки не наступает. Вот подходит к двери, слегка открывает, светит фонарём, затем, так же тихо закрывает. На цыпочках бежит к нам:- Уходим отсюда и как можно быстрее. Это не женщина, даже не человек.