Многие люди — женщины, дети Газы — показывали мне свои мобильные телефоны с ежедневными смс и звонками из Израиля о Шалите. "Каждый день аппарат звонит и механическим голосом спрашивает одно и то же — где он, скажите и получите большое вознаграждение. Откуда мне знать? Почему бы им не спрашивать себя — где наши отцы и сыновья?" — удивляется учительница в школе для сирот Умм Мухаммад, у которой в семье несколько родных в заключении. Все получили гигантские сроки за то, что, будучи детьми, бросали камни в солдат. — "С одной стороны, мальчишки, которые камни бросают, и получают по 10 лет. С другой стороны — танки и самолеты. Весь мир озабочен Шалитом. Не пришло ли время озаботиться палестинцами в тюрьмах?"
Назир Бедауи, чтобы я не увидела его стариковских слез, убегает в комнату и через какое-то время выносит ботинки: "Смотрите, это тоже я не могу сыну передать. Они боятся всего, даже ботинок!"
Весь небогатый дом Бедауи увешан фотографиями их детей. Теперь их задача — дожить до освобождения Мусы. А задача Мусы — дожить до окончания 25-летнего срока. Когда он выйдет, ему будет 47 лет.
ПРАВОСЛАВНЫЕ В ГАЗЕ
Газа-сити — древний город, почти на две тысячи лет старше Иерусалима. Когда по его улицам прошел Александр Македонский, этот город уже утопал в пыли веков. С тех пор и веков, и пыли только прибавилось.
В центре Газа-сити есть средневековый квартал с извилистыми улочками. Тут и расположен храм святого Порфирия, первого местного епископа. Крест его виден издалека. И любой человек с удовольствием укажет, как быстрее туда пройти.
Сенатор Фернандо Росси, побывавший в Газе с корабликом "Флотилии свободы" в 2008 году, рассказал мне, что первым человеком, который обнял его в море, был православный священник. Вместе с другими палестинцами, вместе со своими прихожанами он выплыл на лодке в открытое море приветствовать тех, кому удалось прорвать блокаду.
Православный храм Газы по древности не уступает прославленным святыням. Ему 1600 лет. В воскресенье в храме яблоку упасть негде. Оглушительно грохочет генератор — поэтому есть свет. В будни — тишина, и только солнечный луч прорезает кромешную тьму. За несколько дней я перезнакомилась со многими людьми из прихода — на службе меня приветствуют как родную.
К началу службы все скамьи заняты, несут пластмассовые стулья, люди рассаживаются в церковном дворе в теньке. Дети повсюду, никто на них не шикает. Сюда приходят семьями, все друг другу радуются. Церковь на Востоке — важнейший элемент жизни. Это не натужная община городских интеллигентов, как во многих новых московских приходах, заменяющая им дружеское общение, а то и просто "тусовку по интересам", а реальное сообщество единоверцев и свободных людей. Нет притворного благочестия, состязательности в смирении, искательства перед духовными лицами. Православные палестинцы радуются на службе, радуются друг другу, рады, что им удается многое организовать. Священник источает радость и воодушевление какими-то невероятными порциями, как будто он не в центре блокады, а в преддверии рая.