– Вы жаловаться не будете?
– Сделайте что-нибудь, – отвечала на это Виктория.
Они уже ничего не могли сделать.
– Ты его не бросишь? – последним еле слышным шепотом спросила Октябрина.
– Ну что ты, доченька, я его выращу, никому не отдам, – пообещала Виктория.
Она сдержала слово. Назвала мальчика Владимиром – понятно, в честь кого, – и даже отчество дала Ильич. Фамилия – Полонский. Ни дочь, ни внук не имели кровной связи с Полонскими, но другой фамилии у Виктории не было.
С внуком вышло еще хуже, чем с дочерью. Теперь Виктория Ивановна Полонская была уже полноправной пенсионеркой союзного значения, но продолжала работать, аккуратно платя партийные взносы. Она еще и в райкомовской ветеранской комиссии заседала, давала характеристики желающим выехать за границу. Как депутат Верховного Совета она имела множество льгот, но они не могли сделать ее моложе. А жила она с конца 30-х годов в нелепейшем, тогда только выстроенном, пятиэтажном доме на Ордынке, где были четырехметровые потолки, но не было лифта. Квартиру ей дали на четвертом этаже, втаскивать туда коляску с младенцем было нелегко. Все советовали взять домработницу, но у Виктории были железные принципы. Никакой эксплуатации наемного труда в частном секторе.
Ее выручала вселившаяся в середине 50-х соседка. Эту соседку – Лидию Григорьевну Асташову – Виктория страшно невзлюбила с самого начала, зачуяв в ней классового врага. Асташова была лет на пятнадцать моложе, но Виктория не завидовала возрасту, она была выше подобных мелочей. Асташова, вдова какого-то секретного физика, занимала трехкомнатную квартиру, а старая большевичка Полонская – только двухкомнатную, но и такие детали Виктория не удостаивала вниманием. Дело было в другом: Асташова дворянских кровей, однако, в отличие от Полонской, не отреклась от глупого дворянского гонора, напротив, культивировала его вовсю.
Мода на дворянство возникла еще при Сталине, еще в пору гонений на безродных космополитов. Хорошо знакомый Виктории пушкинист Сергей Михайлович Бонди с презрительной усмешкой говаривал, что до войны он был вынужден скрывать свое дворянское происхождение, а вот после войны, наоборот, пришлось его выпячивать, а то нескольким бдительным товарищам его фамилия показалась подозрительной. В конце 40-х Виктория тоже испытала на себе это усердие не по разуму. Ее даже хотели уволить из «Правды»!
– Полонская? Да это же еврейская фамилия! – заявила на партсобрании одна бдительная коллега.
– Эту фамилию, – просветила ее Виктория, – носят и русские, и белорусы, и поляки, и евреи. – В польских гербовниках она встречается с XVI века. Мой отец был дворянином.