– А как же тогда вас не лишили прав? – набросился на нее кто-то еще. – Вы что же, в анкетах не указывали свое дворянское происхождение? Значит, скрывали?
– Я с шестнадцати лет служу революции, – гордо ответила Виктория. – Из семьи ушла, отринула ее. К вашему сведению, и Ленин, и Дзержинский тоже из дворян.
На том дело и кончилось. В 1949 году, после публикации в «Правде» статьи «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», дворянское происхождение стало непобиваемым козырем. Поэтому Сергея Михайловича Бонди Виктория прекрасно понимала. Она вообще считала кампанию против космополитизма величайшим позором для партии, однако волна шла такая, что об этом невозможно было говорить вслух.
Но одно дело отбиться от глупейшего и постыдного обвинения в космополитизме, и совсем другое дело – устроить у себя дома филиал дворянской усадьбы. У Асташовой на стенах висели картины, вся квартира была обставлена старинной мебелью, хрустальными светильниками, фарфоровыми безделушками, собирающими пыль, и прочим старорежимным хламом. Одна картина была музейной ценности, да и фарфор тоже, но Виктория считала, что в таком случае всем этим вещам место в музее, а не в частной коллекции. Частных коллекций вообще быть не должно. На какие деньги, спрашивается? Честно таких денег не заработаешь.
Сама Виктория готова была довольствоваться голыми лампочками, брезентовой койкой, грубо сколоченными занозистыми полками, на которых стояли сочинения классиков марксизма, а весь пол в квартире еще во времена Октябрины застелила линолеумом: он гигиеничнее и легче моется, чем паркет.
И вот с этой женщиной ей пришлось кооперироваться. Асташова рано стала бабушкой, ее внучка была ровесницей Володечки, и они вместе ходили гулять. Боевой расчет таков: Асташова стаскивает во двор обе коляски, а Полонская уже ждет внизу с ребенком на руках и караулит, пока Асташова в очередной раз поднимается за своей внучкой. На обратном пути Полонская сидит во дворе на лавочке с двумя детьми, Асташова поднимает наверх одну коляску, потом другую и опять возвращается за ребенком: шестидесятичетырехлетней Полонской трудновато было бы втащить на четвертый этаж, равный шестому в панельном доме, двух карапузов разом.
Необходимость караулить коляски возмущала Викторию до глубины души. Караулить коляски – это ж надо такое придумать! В советской стране! Увы, когда она решила делом доказать Лидии Григорьевне, что караулить коляски нет нужды, коляску сперли. Что самое противное, это была коляска Асташовой, и бедной Виктории пришлось обратиться в закрытый распределитель, чтобы возместить утрату.