— Говорить-то не о чем, — сказал Глеб Николаевич и закурил. Тут он был на своей территории и мог разрешения не спрашивать. — Ну, прилетели, взяли такси от аэропорта. Добрались, распаковались, поужинали. Пока поговорили, посидели, ночь уже. Утром я сходил в сберкассу, снял деньги с аккредитива, пошли мы с Инной по магазинам. В «Детском мире» были, игрушки купили, одежду ребятам. Игрушки у нас на Севере самый большой дефицит. Потом пообедали в кафе на Пушкинской и снова по лавкам двинули. Жена посуды накупила, кастрюль разных. Тоже в наших широтах вещь необходимая. Тащить неудобно, взяли машину. Уже около дома, на повороте с улицы, знакомых встретили. Пригласили их к себе...
— Что за знакомые?
— Слава Монахов и Тосик Вишин, из нашего двора ребята, мы в школе вместе учились. Тосик с девушкой был. Пришли, то да се, давно не виделись. Я попросил Тосика в магазин сбегать. Они с Мариной торт и шампанское принесли. Посидели, повспоминали, посмеялись. Разошлись часов в одиннадцать. В общем-то, хорошо было. Утром, как я говорил, опять в город отправились. А дальше вы уже все знаете. — Невзоров замолчал и посмотрел на Лукоянова. Старший лейтенант ничего не ответил и повернулся к матери Глеба Николаевича. Может, она что запомнила в то утро?
Но и она ничего полезного для Лукоянова не рассказала. Все как обычно. Помыла посуду, пошла за молоком, стала готовить обед. Тут примчался Глеб за деньгами.
Лукоянов подошел к окну. За ним упруго тянул вверх ветки пирамидальный тополь. Серебристые его листочки трепетали на ветру. На уровне окна ветки тополя были достаточно толстые, прочные. И все-таки далеко от стены дома стояло дерево, не допрыгнуть с него до подоконника. И следы бы наверняка остались после приземления. Их бы Невзоровы обязательно заметили. Нет следов, чисто все. Лукоянов вздохнул. И правда, мистика какая-то: двадцать минут в доме отсутствовали хозяева, и за это время бесследно пропали восемь с половиной тысяч рублей. Именно, что бесследно. Просто растаяли в майском душистом воздухе. Дмитрий посмотрел вниз. У подъезда на лавочке сидел пожилой человек в темном пиджаке, в кепке и внимательно за ним наблюдал.
— Кто это? — спросил Лукоянов. Мать Невзорова подошла к окну, выглянула.
— «Станционный смотритель», как всегда, отдыхает.
— Не понял.
— Сосед наш, с первого этажа. Першин Степан Гаврилович. Это он сам себя станционным смотрителем прозвал, как сторожем устроился на станцию юных техников. Присматриваю, говорит, за ней, вот и смотритель значит.
— И давно он это... присматривает?