— На четырех холмах — четыре пулемета, — перекрывая испуганное лошадиное ржанье, раздался ясный и громкий голос Хамита. — Через три минуты они расстреляют вас, как глупых кур. Выход у вас один — сдаваться. Выходить по одному с поднятыми руками. Остальным лежать.
Они и легли. Только Кудре оставался в седле.
— Кудре! Пойдешь первым! — приказал Хамит.
— Нет! — крикнул Кудре и вскинул коня на дыбы. Развернув его на двух ногах, он вонзил в конские бока острые каблуки и вырвался из беспорядочной лошадино-человеческой кучи.
— Кудре! — последний раз предупредил Хамит.
Кудре не оборачивался. Спокойно положив маузер на согнутую в локте левую руку, Хамит тщательно прицелился и плавно нажал спусковой крючок.
Конь немного проволок зацепившееся за стремя носком сапога безжизненное тело и остановился. Он и в смерти был могуч, бандит Кудре. Он лежал, раскинув мускулистые руки, и черные ногти его вонзились в землю.
Крумин и Хамит склонились над ним.
— Ему внушили, что для него нет слова «нельзя» и поэтому он сильнее всех, — задумчиво сказал Хамит. — А мы победили еще и потому, что я сказал себе «нельзя!», когда он был у меня на мушке.
К юрте Акана по одному, с поднятыми руками подходили бандиты. Красноармейцы сноровисто обезоруживали их.
Крумин и Хамит взошли на холм. На востоке показалась багровая краюха солнечного диска.
— День начинается. Улыбнись, Хамит. Ты же обещал! — вспомнил вдруг Крумин. Хамит неумело улыбнулся.
За много километров от них Хабиба вышла на крыльцо, посмотрела на низкое большое солнце и улыбнулась ему, вечному и теплому светилу.
— Айша! — крикнула она хозяйке. — Проснись! Солнце встало! — А потом спросила у солнца: — Я буду счастливой?
Мирное солнце над тихой землей предвещало счастье.