Антошка никак не мог поверить в то, что люди здесь живут по доброй воле. Серые, злые лица москвичей раздражали мальчишку. Снующие, жующие на ходу, крикливые и ругливые, они не знали искреннего смеха и умели лишь высмеивать. Они грязно матерились даже без поводов. Без причин расталкивали, сбивая с ног детей и стариков. Бездушие, хамство, слепота московской толпы, оголтело бегущей по улицам и станциям метро, вызывала тошноту и отвращенье.
За весь месяц жизни ни одной улыбки, шутки, доброго слова не слыхал. А ведь в Одессе он был избалован всем этим и привык, как к воздуху.
Чужой, удушливый город Антон никак не мог признать и мстил ему и москвичам за свое вынужденное здесь пребывание. Он дразнил, обзывал, избивал своих сверстников. Стрелял из рогатки в милиционеров и дворников. Устраивал пакостные козни учителям. И ни с кем не хотел дружить.
Вот и теперь сидел под окном, как подброшенный в чужой двор щенок, заблудившийся в своих бедах и собственной судьбе.
Он и не услышал, как на кухне понемногу стих спор. Взрослые уже не ругали пацана, а говорили о чем-то, смеясь во весь голос.
Антон не знал, что Егор пообещал заняться им. И найти ключ к осиротевшей душе мальчонки.
Учительница ушла незамеченная Антоном. Его увидел Егор, высунувшийся в окно. И позвал в дом.
— Тебя опять с уроков вышибли? — спросил хмуро.
Антошка внутренне сжался. Ждал брани, моралей, может, даже
оплеуху отвесит на правах хозяина этот серый мужик. И мальчишка молчал. Знал, если их выкинут из дома, жить будет негде. Так говорила мать, потому приготовился стерпеть все.
— Иди умойся и живо к столу! — потребовал Егор. А сам вполголоса разговаривал с Лидией. Когда Антошка сел к столу, Егор встал и сказал бабе: — Покорми сына! А ты, Антон, если будет настроение, зайди ко мне. Я пойду прилягу…
Антошка долго крутился возле двери Егора. Но вернувшиеся из магазина Антонина и Серафима засыпали мужика обновками, долго заставляли примерять каждую и не торопились уходить. Они радовались тому, что Егор сегодня хорошо поел и даже сумел самостоятельно побриться.
— В таком цветнике не хочется быть обезьяной! Поневоле в мужики лезешь! — отшучивался тот, смеясь.
— Ты один на весь дом мужик! Хозяин! Скорей поправляйся! Бери все в свои руки! — говорила Серафима.
— Отдыхай! Не спеши впрягаться в лямку! Вылечишься, оглядишься. Не рви пупок! Домашний хомут мы и без тебя потянем! — успокаивала Антонина брата, выходя из комнаты, и чуть не столкнулась с Антошкой.
Тот, не ожидая приглашенья, юркнул в двери, предполагая, что бабы успокоили, обрадовали мужика. И он не будет ругать его, Антона, за шкоду в школе.