Ничто не могло бы предупредить его заранее — не было ни одного подозрительного звука, ни единого шороха. Она возникла из ничего, словно появилась по волшебству из самого страшного среди кошмаров.
На мгновение их взгляды встретились, и Герш сумел ее рассмотреть. У нее были длинные гладкие волосы, овальное лицо и черные глаза. Она была очень молода — самое большее семнадцать лет. Но внезапно Герш узнал ее.
— Не… может… быть! — ошеломленно пробормотал он и протянул руку к кинжалу, спрятанному в сапоге, — единственному оружию, которое еще не снял с себя. Но его пальцы опоздали. Девушка сделала всего одно широкое движение рукой, и на его горле возникла широкая рана, словно раскрылся красный цветок. Герш упал на землю, не издав ни звука.
Девушка вытерла лезвие о штаны и огляделась вокруг. Она увидела на столе светильник и рядом маленькую карту, которой пользовались Герш и эльфийка, обсуждая ход войны. Она схватила карту и поднесла к огню. Пергамент мгновенно вспыхнул. От него в один миг загорелась палатка.
Когда раздался первый крик «Пожар»! — девушка был уже далеко от лагеря.
Когда она вернулась к себе, небо уже освещали первые бледно-серые лучи рассвета. Девушка чувствовала, что ее время кончается. Дыхание стало тяжелей, суставы начали болеть.
«Проклятый напиток каждый раз дает мне все меньше времени!» — подумала она, проскальзывая в дверь своей палатки. Каждый раз, возвращаясь, она думала, как странно, что ей приходится тайком прокрадываться не только во вражеский лагерь, но и в свой.
Девушка едва успела вовремя сесть на кровать и взять в руки зеркало. Она сама не знала почему, но на этот раз ей хотелось проследить за тем, как все произойдет. Может быть, она хотела подсчитать, сколько ей осталось жить, может быть, хотела напомнить себе, что у ее возможностей есть предел. А может быть, ей было просто любопытно посмотреть на чудо гнома Тори — увидеть, как выполняется тот договор с демоном, который она заключила, когда взяла у Тори пузырек.
В зеркале она еще видела лицо девушки — свое прежнее простодушное лицо с гладкой кожей. Оно будило так много воспоминаний — об утраченном детстве, об Учителе и, наконец, о ее спутнике жизни, который любил это лицо.
А потом в одно мгновение гладкая кожа покрылась морщинами — сначала сеть складок протянулась от глаз ко лбу, потом они появились ниже, вокруг рта. Этот узор на лице говорил о прошлом — по одной морщине на каждый год жизни. Глаза стали тусклыми, веки опухли — картины смерти, которые она видела за шестьдесят лет, не прошли бесследно, губы стали тоньше. Все это произошло очень быстро.