Словно растоптанные цветочки, валяются детские игрушки...
Солдаты, особенно немолодые (тридцатилетних мы тогда считали стариками!), бережно поднимали игрушки, стряхивали с них грязь, осматривали их.
И повсюду трупы убитых, густо присыпанные пылью.
Над центром города витала сама смерть.
И все равно ощущалось дыхание весны. В щелях между булыжниками мостовых, между стыками рельсов трамвая, во вчерашних воронках — повсюду проклюнулись стебельки молодой травы. Жизнь не сдавалась смерти. И мы радовались ей... Искренне радовались, от души!
На круглой площади я наконец вижу свой полк в сборе, всех вместе!
— Как хорошо, что все собрались, — задумчиво говорит майор Русанов, глядя на обгоревшие, опаленные взрывами «ИС», на чумазых, замасленных наших танкистов.
И я радуюсь, что выпала такая минута.
Люблю свой полк, все мне в нем по сердцу: и люди и танки.
Еще месяц назад наши боевые машины были на Урале. Они прибыли в полк с завода в начале апреля, блистая свежей зеленой краской. А на что похожи сейчас наши красавцы, наши «ИС»! Краска обгорела, обнажив темную сталь. На многие места корпусов и башен навешены жестяные противокумулятивные экраны. Они от взрывов и пуль взлохматились, торчат суровые зазубрины. Синеватые «засосы ведьм» покрывают броневые листы языками оплавленной стали: словно взрывы лизали их! Это рубцы и раны бойцов...
Стою у эстакады надземки, танки проходят на выполнение новой боевой задачи. Вроде как на параде козыряют нам дорогие моему сердцу танкисты. Они стоят в башнях: черные лица, воспаленные веки. Только белки глаз да зубы блестят, как у негров. Боевые хлопцы, силен в них войсковой дух товарищества и стойкости.
— Дайте команду подкрасить опознавательные союзнические знаки, — говорю майору Русанову.
— Понадобятся ли? — спрашивает капитан Луговой.
— А что, если встретимся с союзниками?
— Так наши Берлин окружили. Сами управимся! — ворчит заряжающий, старшина Николашин.
— В прошлом году ты не так говорил.
— В про-ошлом году-у! Это насчет второго фронта?.. Так им и надо было открыть его на год раньше! Я бы не возражал...
— А теперь возражаешь?
Мимо нас проходит танковый взвод моего земляка старшего лейтенанта Мажуги.
— Как дела, земляк? Як справы? — спрашиваю по-белорусски.
Мажуга весело козыряет и что-то кричит в ответ, но слов из-за лязга гусениц не слышно. Демонстрирует поднятый большой палец: во!..
Я рукой показываю ему направление на рейхстаг, и старший лейтенант утвердительно кивает: мол, ясно.
Добрый хлопец — старший лейтенант Мажуга. Еще перед штурмом Зееловских высот мы с ним договорились встретиться у рейхстага и там выпить по чарке за родную Белоруссию.