Это было году в 1937-м. Спустя 45 лет после создания Скерцо Пескина я записал его с
духовым оркестром под управлением Николая Михайловича Михайлова, главного военного
дирижера Советской Армии. Произведение это до сих пор не потеряло своей свежести, и даже
теперь не всякий виртуоз возьмется за его исполнение.
Затем Пескин написал Поэму, тоже в совершенно необычном для трубы ключе - с
арпеджированными оборотами и почти флейтовой фактурой в среднем эпизоде. Теперь Поэму N 1
можно услышать в программе моего последнего компакт-диска. Поэма входила в программу
второго тура моего выступления на Всесоюзном конкурсе в 1941 году.
Далее появился трехчастный Концерт в до миноре, который начинается с ноты "ля" малой
октавы. Одна эта деталь свидетельствует о том, что автору важнее музыка, чем удобство для
исполнителя, а с музыкальной точки зрения этот звук не только оправдан, но и является стержнем
главном темы, которая проходит в первой части Концерта трижды. И исполнителю ничего не
остается, как только добиться хорошего звучания нижних звуков - разумеется, если есть желание
исполнить Концерт. А если музыка, в свою очередь, стимулирует еще и совершенствование
мастерства, то ее значение возрастает. Кстати, и каденция этого Концерта - тоже новое слово в
нашей трубной литературе.
Пескин также написал для трубы несколько сочинений малой формы, Поэму N 2, Концертное
аллегро ставшее весьма популярным, Концерт N 3, Вариации, а также концерты для валторны и
кларнета и ряд пьес малой формы.
Композиторский почерк Пескина близок к музыке романтиков. По моему мнению, это
современный Мендельсон. Его вклад в репертуар трубачей неоценим - особенно для того
"голодного" времени, когда мы отказались от дилетантской музыки писавших для себя авторов-
трубачей прошлого. Новая еще только-только стала появляться. Опередили Пескина только
Александр Федорович Гедике, своим гениальным Концертом заложивший классическую основу
современного репертуара для трубы, и Вячеслав Иванович Щелоков с Первым концертом и
Этюдом N1.
Музицируя с Владимиром Ананьевичем, я переиграл много "нетрубной" музыки, особенно
вокальной. И фал прямо по клавиру романсы Чайковского, Рахманинова, песни Шуберта,
Мендельсона, прелюдии Скрябина. Романсы я не только играл на трубе, но и пытался петь своим
стертым, тусклым голосом, который при моей неудачной попытке поступления на дирижерско-
хоровое отделение Московской консерватории был определен профессионально как 2-й тенор (и
такое в моей жизни было!).
Подобные занятия выходили за рамки программы воспитания духовика, однако я на
собственном опыте убедился в их пользе для развития музыкальной эрудиции и формирования
интерпретаторского чутья.