Место Сталина в ложе находилось слева (дальше от сцены) и было задрапировано парчовой
шторкой так, что из зрительного зала его не было видно. Рассказывали, что декоративная парчовая
ткань с золотой каймой прикрывала бронированную стену ложи, отделяющую ее от зрительного
зала.
Перед тем как Сталин появлялся в театре, в оркестр садились "мальчики" из охраны. Они
располагались между музыкантами в каждом ряду, у оркестрового барьера лицом к сцене и, как бы
интересуясь действием, следили за каждым нашим движением. Особое их внимание привлекали
сурдины валторнистов, трубачей и тромбонистов, по форме напоминающие гранаты, за которыми
мы периодически наклонялись. Конечно же, охранялись оба входа в оркестр, и ни войти, ни выйти
без разрешения "стражи" было невозможно.
Сталин иногда посещал театр один и сидел в ложе, в своем зашторенном углу. Появлялся он,
когда свет в зале был притушен, а покидал ложу в тот момент, когда его еще не зажигали. Но если
в ложу входили члены Политбюро, он каждому указывал его место - и никто не смел выйти из
ложи, пока в ней находился Сталин.
По моим наблюдениям, Сталин интересовался русскими операми на историческую тематику, с
образами Ивана Грозного, Бориса Годунова, Петра Первого. Я видел его на спектаклях
"Псковитянка" (с прологом "Вера Шелога"), "Царская невеста", "Борис Годунов", "Хованщина", но
никогда не встречал на операх-сказках Римского-Корсакова ("Сказка о царе Салтане", "Золотой
петушок"), где образ царя выведен в пародийно-шутовском виде.
Сталин театр "опекал", но требовал, чтобы тот своим творчеством служил господствовавшей
идеологии. Репертуар и Планируемые постановки строжайше проверялись. Каждая новая работа
коллектива принималась особой комиссией ЦК и Министерства культуры, а если появлялись
сомнения в идеологическом отношении или в точности следования "исторической правде",
спектакль просматривал сам Сталин. Скандальной была история с постановкой оперы В. Мурадели
"Великая дружба", где главным героем был Серго Орджоникидзе, а не сам Сталин. Эта постановка
Большого театра не только не получила разрешения на показ, но послужила поводом для
постановления ЦК от 1948 года, которое явилось потрясением для всей нашей музыкальной
культуры. В нем подверглись уничтожающей критике все лучшие композиторы России, в их числе
С . Прокофьев и Д.Шостакович. Это позорное постановление было отменено Хрущевым после
смерти Сталина.
В Большом театре проводились все торжественные собрания, посвященные государственным
праздникам (Кремлевский дворец съездов был построен только в 1961 году), и во всех таких
торжественных концертах участвовал оркестр. В эти дни устанавливался особый режим, а мы с
утра до вечера оставались в театре. Как-то раз репетиция затянулась до вечера - особая комиссия
оценивала программу, в которой участвовали исполнители из разных республик, кого-то
принимали, кого-то отвергали - главным образом из идейных соображений. Одновременно тихо и
незаметно работали режиссеры, постановщики, осветители. Лишь к вечеру нас отпустили на часок
погулять. Я прошелся вокруг Театральной площади и возвращался к театру вдоль гостиницы
"Метрополь". На переходе проспекта Маркса я остановился. С площади Дзержинского, от дома
КГБ, ехали машины с зажженными фарами, к театру начали съезжаться руководители государства.