Десятки раз, стоя на Красной площади в составе сводного оркестра во время парадов, я
наблюдал выход Сталина на трибуну Мавзолея, куда вел специальный подземный переход из
Кремля. Мизансцены этого спектакля были бессмертны, как рутинная оперная режиссура,
особенно приемы выражения "народной любви" к членам Политбюро - дети, преподносящие
букеты цветов вождям... Последняя мизансцена сталинских режиссеров просуществовала вплоть
до горбачевских времен.
Личность Сталина в те времена обожествлялась. Все события нашей жизни непременно
связывались с ним, его славили и благодарили, пресса и радио непрерывно вещали о "мудром
учителе "отце всех народов" и т.п. Это было состояние всеобщего психоза, и оно составляло наши
будни. Всякую речь, даже на производственную тему, было принято завершать здравицей в честь
Сталина. В любом студенческом реферате надо было славить Сталина и партию. Советские люди
так к этому привыкли, что не заметили, как в коротком выступлении самого вождя на
торжественном собрании по случаю собственного 70-летия, из его уст прозвучала завершающая
фраза: "Да здравствует товарищ Сталин" (!)
Я , как и все, был подвержен всеобщему психозу, как и все, кричал и славил великого вождя. И
все же еще с молодых лет понял, какое зло несет Сталин людям. Об этом можно было размышлять,
но поделиться с кем-то было невозможно. И в наши дни, в период нарождающейся демократии, в
умах людей старшего поколения нередко бродят мысли о Сталине и его "железной руке", о том, что
половину населения следует расстрелять, а другую -сослать... Все это мы пережили и, надеюсь, те
времена ушли безвозвратно.
Вот на какие размышления навело меня воспоминание об* одной фразе, высказанной
Самосудом "великому вождю" о, заработке музыкантов. Однако продолжу рассказ о дирижерах
Большого театра, с которыми мне довелось работать.
Н .С.Голованов
Гигантской личностью в оперно-симфоническом искусстве был Николай Семенович
Голованов. Он отличался исключительной требовательностью, строгостью, даже свирепостью в
репетиционной работе и детской ранимостью в жизни. Когда что-то случалось во время спектакля
(что часто вовсе не зависело от дирижера), он возвращался домой в подавленном состоянии. Мне
рассказывал С.Л.Рогачевский, заведующий театральной поликлиникой, что подавленность,
которой был подвержен Николай Семенович из-за постоянной неудовлетворенности, он,
Рогачевский, снимал восторженными отзывами публики, феноменальными впечатлениями от его
спектакля, которые якобы высказывались зрителями. Такой метод психотерапии не противоречил
истине.