И когда ты придешь домой, а твой муж спросит, что ты делала, ты ему расскажешь, что пила чай с господином, с которым недавно пила на брудершафт, так как вы вместе были виноваты в том, что одна вывеска потерпела крушение?
Это ведь не ложь.
По крайней мере, правда здесь весьма относительная.
Но это не значит лгать, настаивает Сабатин. Просто всего не рассказывают. И кроме того, история звучит так неправдоподобно, что мой муж решит, что я это придумала.
И почему мы всего не рассказываем?
Потому что не все имеет значение.
Лгунишка!
Ее шея краснеет. Он берет верх.
И когда ты пришла домой и не рассказала, что пила со мной на брудершафт, это было потому, что это не имеет никакого значения?
По-моему, я спросила, лжешь ли ты.
Я тебе ответил, так что кто из нас больше лжет? Хочешь еще чаю?
Она отрицательно качает головой и порывается уйти.
Можно я тебя спрошу кое о чем, прежде чем ты уйдешь?
Нет, вообще-то нет.
Отлично. Он встает, помогает ей надеть пальто и открывает дверь.
Тому, что только что сделала Сабатин, могла бы поучиться Роз. Манон занимается этим постоянно. Блокирует внешние воздействия. Вообще-то ей не свойственно блокировать, но она чувствует, что все это может далеко зайти. Просто возникло ощущение, что движение стало противоположным намерению. Этому Роз могла бы научиться. У Манон это есть. Но быть такой совсем даже не является ее тактическим решением. Манон просто такая.
Зефиру кажется, что она стала еще более закрытой после инцидента в ресторане. Кроме спора с Виолетт, о котором она рассказывала… да, наверное, неделю назад, она совсем не разговаривала со своим мужем. В течение семи дней они перекидывались только односложными репликами. Хотя она не особо разговорчивая, тем не менее это для нее довольно непривычно. Да, она неэмоциональная, но не бесчувственная. Манон не знает, сможет ли заставить себя кое-что сделать. Она думает кое-кому позвонить и открывает телефонную книгу, но оставляет эту затею.
Сабатин часто говорила, что считает, что нет более красивого слова, чем слово «открытый». Насколько лучше звучит «открывать», чем «закрывать». Каким-то странным образом она чувствует себя немного грязной после этой встречи. Как будто она сыграла не свою роль. Самое ужасное слово, которое она знает, — «никогда». Это ужасное слово. Особенно в сочетании «никогда больше».
Зэт остается в кафе. Он с таким же успехом может приступить к этому здесь, где он находится. Почему он рассказал ей о своем творчестве? Было ли это необходимо? Это опасно, опаснее, чем то притяжение, которое он чувствует, когда хочет рассказать ей все. Он заказывает двойной эспрессо. Сколько же своих текстов он написал в кафе! Да, ему нужно собраться и выполнить заказ издательства.