Сам Примаков утверждает: он почувствовал интриги за своей спиной, растущее раздражение Ельцина. Чувство ответственности за работу возглавляемого им правительства заставило его пойти на этот шаг. Однако в действительности причина была иной.
Устные гарантии того, что правительство Примакова спокойно доработает до 2000 года, были даны президентом еще в сентябре 98-го, когда Евгения Максимовича уговаривали согласиться. Но тогда же было сказано и другое: президент Ельцин и Примаков вместе ищут кандидата в президенты, яркого молодого политика, который пойдет на выборы. Было также понятно, что этот новый политик может занять перед выборами премьерское кресло, что он рано или поздно заменит Примакова. Поначалу Евгений Максимович действительно искал эту кандидатуру, обсуждал варианты, в какой-то момент стал думать о Сергее Степашине, потом перебирал другие фамилии. Однако, в конце концов, его позиция изменилась: он никого не видел в этой роли.
Попытка перехвата власти становилась все более очевидна.
Это Ельцина не устраивало.
Держать нейтралитет по отношению к политической конструкции, сложившейся к весне 1999 года, больше было невозможно. Основой этой конструкции, вольно или невольно, оказался премьер-министр.
Конструкция, которая складывалась постепенно, к весне 1999 года обозначилась в остром конфликте законодателей с президентской властью. Госдума запустила процедуру импичмента, торопилась отнять власть у действующего президента и передать ее премьеру.
…Но особенно остро Ельцин почувствовал опасность возникновения нового кризиса во власти в истории с генеральным прокурором Скуратовым весной 1999 года.
Напомню, как это было.
Внешне Скуратов всегда производил впечатление честного, интеллигентного, мягкого человека, и вначале Ельцин относился к генпрокурору вполне лояльно. Но очень скоро этот «мягкий человек» начал проявлять невиданную политическую ангажированность. Особенно это проявилось в так называемом «деле Собчака». Во время предвыборной кампании в Санкт-Петербурге противники питерского мэра сфабриковали против него уголовное дело. О ремонте квартиры. Собчак проиграл выборы. Генпрокуратура жадно ухватилась за это дело, и на бывшего мэра началась настоящая охота.
Ельцин никогда не вмешивался в работу судов и прокуратуры, ни в какие уголовные дела или расследования, считая это пережитком коммунистической системы. При коммунистах, говорил он, было «телефонное право», у нас такого быть не должно.
Скуратов же продолжал активно заниматься делами, которые представляли для него серьезный политический интерес. Несмотря на абсурдность выдвинутых обвинений, он не торопился закрывать «дело Лисовского и Евстафьева». Продолжал искать криминал в «коробке из-под ксерокса». Деньги, предназначенные для артистов, участвовавших в предвыборной кампании, с юридической точки зрения, были абсолютно прозрачными, в «деле» не существовало потерпевших, никто не заявлял о краже, но людей продолжали вызывать на допросы, «держать на крючке». Генпрокурора это устраивало.