«Так же поступит он со мною, — подумала Атуя и всхлипнула. — Кто я для него? О Венера, смягчи его сердце и обрати ко мне».
Эрос очнулся, поднял голову.
— Отчего плачешь, госпожа? — спросил он. — Разве Халидония обидела тебя?
— Нет, нет… Я боюсь господина, — простодушно ответила Атуя, — боюсь, как бы он не поступил со мной так же, как с Халидонией…
— Такова участь, госпожа, многих девушек.
— Ты одобряешь его?..
— Нет, но таковы римские и эллинские нравы. Теперь древнюю нравственность осмеивают и живут, следуя примеру богов…
— Богов? — вскричала она. — Ты шутишь, Эрос!
— Нет, госпожа, — сказал он, и горечь послышалась в его голосе. — Вспомни, как Юпитер изменял Юноне с Ледой, Данаей и иными девами, как Венера…
Атуя не слушала. Впервые она поняла подневольное положение женщины, бесправной и забитой, собственности мужчины, и ей стало страшно. Право было на стороне мужа, а жена, бесправное существо, должна покориться ему до самой смерти: так захотели боги и возвестили волю свою через жрецов.
Прислушалась к словам Эроса. А он говорил с грустью в голосе:
— «Зависимые люди независимы и наоборот», — утверждают софисты, и они правы: ты, госпожа, и я — мы зависимы от нашего господина, а Халидония — от меня. Мы зависимы в том, в чем зависимы…
Эрос замолчал: он поймал себя на том, что на мгновение забыл о своем горе и увлекся туманными рассуждениями софистов, но тут же забыл и об этом.
Тусклый рассвет просачивался сверху. Угольки на жертвеннике Гестии потускнели, и утренняя прохлада вползала в дом. Просыпались рабы — сначала послышался шепот, потом открылась дверь и ворвались голоса.
На пороге стояла старая рабыня и с удивлением щурила глаза на Эроса и Атую. Она приветствовала господ низким поклоном и хотела поцеловать у них руки, однако Эрос воспротивился.
— Буди госпожу, — повелел он.
Невольница подошла к двери спальни и хотела ее открыть, но дверь не поддавалась ее усилиям.
— Странно, — пробормотала старуха, — госпожа никогда не запиралась, и это первый раз…
Постучи, — приказал Эрос и подумал: «Делает назло, издевается. Видно, я мало ее бил».
Рабыня колотила кулаками в дверь, прося госпожу открыть. Халидония не откликалась.
— Может быть, госпожа заболела и не может встать, — с беспокойством в голосе сказала невольница. — Что делать, господин мой?
— Кликни садовника.
Спустя несколько минут перед Эросом стоял грузный, бородатый раб, и хозяин приказывал ему взломать дверь.
Садовник уперся плечом в дверь, и она затрещала.
— Сильнее! — кричал Эрос, испытывая безотчетный страх.
Раб двинул плечом, и дверь сорвалась с петель, рухнула.