Послав раба за Агриплой, Октавиан вышел на преторию. Глядя в темноту, он различал смутные тени. Это строились легионы,, пожелавшие говорить с ним. Подошел Статилий Тавр и подтвердил, что войска волнуются и требуют мира.
Октавиан молчал. На темном пологе неба сверкали яркие крупные звезды, и одна из них, красновато-оранжевая, привлекла его внимание. Он смотрел на нее и вместо того, чтобы спросить Тавра, что думают военачальники о мире, обратился к нему со словами;
— Не можешь ли мне сказать, как называется эта звезда?
Статилий Тавр не знал. И Октавиан, опечаленный и недовольный, приказал кликнуть факелоносцев и осветить преторию.
Отблеск огней упал на передние ряды легионариев. Негодуя в душе на опаздывавшего Агриппу, Октавиан спросил воинов, зачем они собрались в ночное время и что им нужно.
В задних рядах возникли отдельные голоса, покатились по рядам, приблизились, четкие и густые, слились в единый мощный гул:
— Мира, мира!
Гул нарастал — казалось, гудела вся земля. Октавиан стоял, беспомощно опустив руки, не зная, что сказать, как убедить войска, что требование их невозможно и неприемлемо.
Подбежал Агриппа. Выступив вперед с поднятой рукой, он заставил замолчать воинов, а затем обратился к Октавиану:
— Говори, Цезарь, легионы готовы тебя слушать.
Октавиан, не умевший произносить речей без предварительной подготовки, стал говорить путанно, часто заикаясь и не договаривая слов. Воины поняли из его нескладной речи, что он сам желает мира, и успокоились. Громкие крики потрясли лагерь:
— Да здравствует Цезарь! Слава, слава!
После Октавиана выступил Агриппа: желая сгладить не совсем благоприятное впечатление от речи вождя, он стал объяснять, что Цезарь уже спал, его разбудили, и сонному человеку трудно сразу собраться с мыслями. Но легионарии, довольные тем, что и полководец желает мира, уже расходились. И Агриппа, замолчав, повернулся к Октавиану.
— Ты, действительно, согласен начать мирные переговоры?
Октавиан вскричал с притворным удивлением:
— Ты сомневаешься, Марк Випсаний? Да я только об этом и думаю! Имея согласие воинов на мир, я как бы исполню их волю, отправляя посольство к Антонию…
— Но ты, Цезарь, говорил иначе…
— Я — говорил иначе? Ошибаешься, Марк Випсаний, ошибаешься…
Агриппа ушел со стесненным сердцем. А наутро, проснувшись, узнал, что посольство отправилось уже в лагерь Антония.
Агриппа нашел Октавиана в шатре. Оказалось, что Цезарь так и не ложился: всю ночь бродя по лагерю и беседуя с легионариями, он заходил в палатки ветеранов, предлагая выделить людей, которые должны были отправиться с мирными предложениями. И когда, наконец, собрались старые ветераны, Октавиан сказал: «Скажите Антонию, что я готов встретиться с ним и обсудить мирные условия».