— Ну, и хто ты така? — усаживаясь поудобнее прямо на земле, начал допрос козак.
— Меня зовут Летт. Я танцовщица. Сейчас направляюсь в королевство Далинал. Говорят, там неплохо платят за хорошие танцы.
— А где твои спутники? Музыканты?
— Последних двоих похоронила восемь суток назад, когда на нас какие-то твари напали. Теперь иду сама.
— А чего твари и тобой не закусили?
— Им не понравился вкус моей стали, — я криво, с намеком усмехнулась.
— И вот так не боишься одна ходить в лесу? А вдруг опять нападут? — Козак хитро прищурился и многозначительно усмехнулся.
— Боюсь, — честно призналась я, — да только волков бояться — в лес не ходить. А смерть, она одна — от нее как ни прячься, а все равно дотянется. Хоть в лесу, хоть в замке, хоть в кабаке.
— А если я сейчас прикажу тебя распластать, а потом повесить, как шпионку? — вернул мне мою ухмылку мужчина.
Я вздохнула, пожала плечами и огляделась. Вокруг меня сидели, лежали здоровые, сильные и уверенные в себе мужики. Такие разложат — мало не покажется!
— Не выдержу я всех… вешать уже нечего будет.
Козак внезапно ударил рукой по земле и весело заржал в полный голос. К нему присоединились остальные.
— А ты, девка, и вправду не боишься!
Я не стала его уверять в обратном, пряча под скромно опущенными ресницами ужасы Уфаля и изматывающую осаду замка. Для козаков меня там не было и не могло быть, и растерзанные трупы женщин и детей я видеть никак не могла. И про ордынцев ничего знать не должна была. А значит, не должно у меня быть страха перед ними… только настороженность.
— А спляши нам! — внес предложение другой козак, по-хозяйски навешивающий приличных размеров котелок над моим скромным кострищем.
— Рада бы… да раны еще болят, — я легонько погладила руку.
— Покажи! Да не бойся, девка! У Гната есть мазь чудодейственная, через пару дней будешь плясать как новенькая!
Козаки сразу стали жалеть «бiдну дiвчину», уже не порываясь никоим образом ее «распластать». Пришлось снять сначала плащ, выставив на всеобщее обозрение скьявону, чем вызвала вторую бурную волну обсуждения. Закатала рукава рубахи и показала неровно срастающиеся шрамы. Мазь была и вправду чудодейственная, так как только я смазала руки, как шрамы начали уменьшаться на глазах, пока не превратились в узкие, тонкие полосочки.
— Ой! — только и сумела сказать я, вконец офонарев от такого действия лекарства. — А можно мне еще… у меня нога тоже задета.
— Так давай ее сюда! Твою ногу!
Ну, уж нет! Где-то должна быть черта моей скромности. А то сначала ручку, потом ножку, а потом и все остальное захочется.