— Принимайте хлеб и почту! — донеслось знакомое.
Тут и Василь Василича не надо было уговаривать. Подскочил первым. За мешок с письмами ухватился цепко.
— Да погоди, давай по порядку. Сначала хлеб разгрузим. Люди, видишь, обедать пришли. Никуда твои письма не сбегут, — урезонивал старший охраны.
Но едва последний мешок хлеба был снят, Василь Василич вскрыл почту с письмами: искал те, которые пришли ему.
«Ишь, гад, ковыряется, как жук в навозе. Не терпится ему. Знать, и в гнилой середке тепло есть, коль так спешит, видать, кто-то дорог ему», — оглянувшись ненароком, подумал Митрич.
Василь Василич уже нашел два письма. Пухлые, потрепанные в дороге, они торчали из кармана, а охранник искал третье.
— Да вот оно! Возьми! — подал, наткнувшись на письмо, старший охраны и пошел обедать к костру.
Василь Василич отошел к палатке. Устроился поудобнее. Он любил все делать основательно.
Вскрыл письмо. Стал читать… Никто не обращал на него внимания. Люди обедали. И вдруг услышали странный крик, словно кого-то душили. Люди оглянулись.
Василь Василич сидел с обезумевшим, перекосившимся лицом. Глаза вылезали из орбит. Руки рвали гимнастерку.
— Чё это фраер, звезданулся, что ль? — глянул Шмель.
Старший охраны испугался. Бросил ложку, миску. Подскочил.
Василь Василич упал в грязь лицом. Ему нечем было дышать.
— Ребята, живей сюда! Воды! — заорал старший. Охранники подскочили мигом.
— Что это с ним? — удивился Ванюшка.
— Помирает…
— Вот диво, — не верилось парням.
— Мокрую тряпку, — скомандовал старший и, расстегнув гимнастерку, стал растирать грудь Василь Василичу, делал ему искусственное дыхание. А тот бледнел, холодел.
— Да что это с ним?
— Не знаю. Перегрелся на солнце, — брызгал водой в лицо Василь Василича старший.
— Ты ему «Правду» прочти! Он, гад, туг же вскочит, — захохотал Шмель.
— А может, в письме дурные вести? — заметил Костя сжатое в руке охранника письмо.
Старший охраны взял измятый лист бумаги из пальцев парня, побежал глазами по строчкам. И окружавшие заметили, как лоб человека покрыла испарина.
— Беда у него! Отца взяли. Его расстреляли, а через месяц выяснилась невиновность. Поторопились с приговором. А ему, сыну, как теперь эту ошибку пережить?
— Паралик его разбил, — глянув на Василь Василича, коротко определил бульдозерист.
— Да вы что, с ума сошли? Ему же еще и двадцати лет нету! — не согласился, не поверил старший охраны. И, кинувшись к лежавшему, закричал, затормошил: — Вася! Сынок! Очнись!
Парень не слышал. Так и не прочитанное последнее письмо отца осталось в кармане.
Василь Василича увез на мотоцикле старший охраны в село. По дороге молодой охранник умер, так и не придя в сознание, Напрасно старший теребил, умолял. Судьба и здесь распорядилась по-своему жестоко.