— Вам тоже не спится? Хорошо, что зашли. Давайте кофе попьем, — предложила запросто.
Привидение даже опешил. Впервые за всю жизнь его приходу обрадовались. Он стоял раскорячась среди комнаты и не знал, куда деть эту проклятую фомку. А когда женщина принесла кофе, сказал невпопад:
— Картина мне ваша нравится.
— Правда? Возьмите ее.
— А сколько я должен? — сжал фомку Привидение.
— Да что вы? Ничего не надо. Давайте попьем кофе вместе. Вот это общение и будет вашим ответным подарком.
Привидение ушам не поверил. Сел в старое потертое кресло, облокотился на журнальный столик, который коротко охнув, осел на одну ножку. Ее он починил фомкой, подумав, что впервые она послужила доброму делу.
Женщина оказалась геологом. Утром улетала на Тянь-Шань. Как сказала, работы там невпроворот. Года на три.
— А жилье как?
— Да никак. Кому старье нужно? Здесь даже удобств нет.
— Можно мне тут пожить? — спросил внезапно.
— Благодарна буду. Правда, пусто тут у меня. Уважающий себя вор, если придет по ошибке, так десятку на обзаведение оставит, — рассмеялась хозяйка.
— За жилье что хотите?
— Ничего не надо. Живите, если устраивает. Хоть все три года…
Постепенно они разговорились. Валя, как сама призналась, никогда не была замужем. Смолоду помогала матери и брату- инвалиду. Себе оставляла малость, чтоб не умереть с голоду. Так и прошла молодость. А теперь уж и вовсе ни к чему семьей обзаводиться. Не стало здоровья. Вот и сейчас едет в экспедицию, чтобы подзаработать. Матери на материке квартиру дают. Понадобится мебель.
Странная женщина. Ничего в ней красивого не было. Она напоминала пыльный цветок на обочине. Одинокий, не обогретый.
Привидение смотрел на ее огрубевшие, жесткие руки, плоскую грудь, костлявые плечи, худую нервную шею.
Но что так тянуло к ней?
Разве вот это лицо, сохранившее детское любопытство? И эта немыслимая стрижка под мальчишку? Где здесь женственность? Правда, ноги хороши. Стройные, как у девчонки. И талия узкая. Но ниже — ничего… Живот к спине прирос. Ну что в ней хорошего?
— Валь, я тоже одинок. Не хуже тебя. Все помогал кентухам…
— Кому?
— Братухам. И тоже остался в старых девах.
Она глянула в его лицо. Глубокие складки на лбу — следы раздумий и страданий пролегли, словно рубцы на душе.
— Вы мужчина. У вас все наладится. Будет и семья. Пусть вам здесь живется тепло и счастливо.
— Спасибо за доброе.
— Вы уж не обессудьте — про мою бедность, может, и не стоило рассказывать. Но ведь уют — не в роскоши. Случается, что в ней душа замерзает от холода. А в моей хижине легко спится.
Привидение ругал себя последними словами, ему так хотелось обнять эту хрупкую женщину, обласкать, обогреть ее. Но… «Зачем вселять искру несбыточной надежды в ту, которая, не видя жизни, проклянет ее? Оборванная, без концовки, сказка не нужна даже детям. А тебе и вовсе ни к чему, — убеждал себя фартовый, уже давно научившийся обходиться без женского тепла. — Вот у тебя были деньги, мешками. Ты спал на них, ровно на перине. А она… Вон как измаялась. «Дай ты ей, — подсказывало ожившее по весне сердце. — Не трепыхайся». А как объяснить все? Да к тому ж еще вздумает остаться. А нужна тебе она, «кент в юбке»? Худая, что мышь после зимы. Куда такую в «малину»? Да и что она там делать будет? Зачем нужна? Образумься, ты же вор, а не кобель», — урезонил себя Привидение.