— Позвони ему, босс! Обезопась себя, иначе нам это дорого обойдется.
— Ты права. Я позвоню, пускай они возьмут ответственность на себя. И речи быть не может, чтобы я один поплатился в случае неприятностей.
— Теперь им трудно будет отобрать у тебя дело.
Он заранее ликовал. В конце концов, если расследование не продвигалось, то отчасти из-за всех этих препятствий, чинимых сенатором, мэршей и его собственным начальством. Следовало умело сохранить контроль и освежить память Журдана, напомнив ему о настоятельной просьбе не трогать Фабра. В такого рода упражнениях он чувствовал себя словно рыба в воде. Тон был самый что ни на есть непринужденный:
— Алло.
— Журдан, я слушаю.
— Кюш у телефона.
— А-а… Вы закончили свое расследование?
— Возможно… Только вам это не понравится.
— Не хотите ли вы повесить на меня еще одного мертвеца?
— Боюсь, что да, только это относится к две тысячи второму году и речь идет о самоубийстве.
— Самоубийство в две тысячи втором, какая связь?
— По словам Марьетта, ну, знаете, бывшего унтер-офицера жандармерии…
— Да, ближе к цели, мне не нужны биографии.
— Так вот, похоже, это было не самоубийство, а убийство… и угадайте, кто его совершил?
— Кюш, я не играю в загадки.
— Фабр…
— Сенатор Фабр?
— Вот именно! Марьетт принял меры предосторожности, написав свою исповедь и передав ее нотариусу в Либурне.
— Это очень серьезно, Кюш! Очень серьезно. Объясните!
После телефонного разговора с Журданом Кюш совершил небольшую пробежку. И вот он уже у дома мадам де Вомор, запыхавшись после череды крутых спусков и мощеных подъемов. Он позвонил. Дверь ему открывала Нинетта.
— Она дома?
— Да, входите, капитан, я доложу о вас.
Кюш вошел в гостиную мадам де Вомор в тот момент, когда она пила чай со своим будущим супругом.
— Я должен поговорить с вами о важном деле наедине.
— Мне нечего скрывать от будущего мужа.
— Как пожелаете.
— Хотите чая?
— Нет, благодарю вас.
— Чем могу быть полезной?
— Я хотел бы кое-что уточнить относительно смерти вашего мужа.
— Эдмона? Я не понимаю, какое отношение он имеет к этому делу…
— Да, я знаю, что это случилось в две тысячи втором году, но это важно.
— Что я могу вам сказать? Только то, что Эдмон покончил с собой.
— Каким образом?
— Он выстрелил себе в голову.
— Вам известно почему?
— Нет, он не оставил никакого письма.
— Где вы были в тот день?
— Я была в Бордо с подругой. В ту субботу, во второй половине дня, мне позвонили по телефону и сообщили о случившейся драме. Эдмон ушел из этой жизни без объяснений.
— У вас не возникло никаких вопросов по поводу его поступка?