Ему помог Саенко: он подхватил его как-то умело в поясе и скомандовал: «Гоп!» — а сам Калугин сделал что-то такое, что именно и нужно было сделать по этой жокейской команде, и, непостижимо для самого себя, стоял на барже, которая могла бы вместить человек полтораста… или даже все триста, трудно было определить это.
— Эге! Вот и дома! — крикнул Саенко, и Калугин понял его: теперь уж было надежно.
С другого борта, — он увидел это при неровных, хотя и сильных вспышках огня над линкором, — тоже входили в баржу люди в белье, — матросы ли или офицеры, трудно было ему понять. Как-то даже и не возникала мысль, чтобы можно было кого-то узнать. Было только сознание, что спасают, что пристала к барже шлюпка…
Стоять он не мог от боли в ноге и сел на что-то и, сжавшись всем телом в тугой комок, боролся с холодом, который шел от его же мокрого белья. Холоду хотелось проникнуть в него как можно глубже, пронизать его насквозь, а он стремился не пускать его внутрь и дрожал крупной дрожью.
— А холодно ж, хай ему грець! — сказал около него Саенко. — Так недолго и чахотку схватить!
— Ничего… Перетерпим… — счел нужным подкрепить его Калугин, стараясь при этом хоть не ляскать зубами; и тер левой ногой свою правую, чтобы она меньше коченела.
Кто-то зычно кричал с борта баржи в воду, в темь и в яркие вспышки пламени:
— Да трафьте ж к трапу, слепые черти!
И Саенко, тоже силясь справиться с пляшущей нижней челюстью, радостно доложил:
— Видать, ще одна шлюпка подходе, вашбродь!
Но не одна, а еще две больших шлюпки подошли и с правого и с левого борта и выгрузили на объемистую баржу выловленных людей, когда загрохотал новый страшный взрыв…
Баржа закачалась всем своим немалым корпусом на прихлынувшей оттуда, со стороны «Марии», высокой волне, и раздались крики кругом:
— Лег!.. Лег набок, гляди!
И тут же новые:
— Опрокинулся, — во страсти!.. Килем кверху!.. Сейчас потонет, — эхма!..
Калугин видел теперь на воде освещенную только горящей нефтью спину огромнейшего морского чудовища… И так как Саенко в это время крестился испуганно, то перекрестился и он.
Долго не могла заснуть Надя, придя от Нюры, и мешали этому сложные чувства.
Вихрь новых представлений и мыслей ворвался в нее здесь, в Севастополе, но самым заметным звеном этого вихря было все-таки то, что Нюра, ее младшая сестренка, на этих вот днях, быть может даже завтра, станет матерью!
С раннего детства овладела Надей привычка нянчиться с Нюрой, руководить ею, учить ее, что надо делать, что нельзя; как понимать это, как то; как называется эта буква азбуки, как эта…