Русская поэзия начала ХХ века (Ахматова, Анненский) - страница 46

На первую страницу
Предо мною другие поэты — предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
Я — внезапный излом,
Я — играющий гром,
Я — прозрачный ручей,
Я — для всех и ничей.
Переплеск многопевный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая —
Все пойму, все возьму, у других отнимая.
Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я — изысканный стих.

<1901>

Слова — хамелеоны

Слова — хамелеоны,
Они живут спеша.
У них свои законы,
Особая душа.
Они спешат меняться,
Являя все цвета;
Поблекнут — обновятся,
И в том их красота.
Все радужные краски,
Все, что чарует взгляд,
Желая вечной сказки,
Они в себе таят.
И сказка длится, длится
И нарушает плен.
Как сладко измениться, —
Живите для измен!

6 ноября 1901

«Все равно мне, человек плох или хорош…»

Все равно мне, человек плох или хорош,
Вое равно мне, говорит правду или ложь.
Только б вольно он всегда да сказал на да,
Только б он, как вольный свет, нет сказал на нет.
Если в небе свет погас, значит — поздний час,
Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.
Если в небе света нет, значит — умер свет,
Значит — ночь бежит, бежит, заметая след.
Если ключ поет всегда: «Да, — да, да, — да, да», —
Значит, в нем молчанья нет — больше никогда.
Но опять зажжется свет в бездне новых туч,
И, быть может, замолчит на мгновенье ключ.
Красен солнцем вольный мир, черной тьмой хорош.
Я не знаю, день и ночь — правда или ложь.
Будем солнцем, будем тьмой, бурей и судьбой,
Будем счастливы с тобой в бездне голубой.
Если ж в сердце свет погас, значит — поздний час,
Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.

Из цикла «Сознание»

Терцины

Когда художник пережил мечту,
В его душе слагаются картины,
И за чертой он создает черту.
Исчерпав жизнь свою до половины,[60]
Поэт, скорбя о том, чего уж нет,
Невольно пишет стройные терцины.
В них чувствуешь непогасимый свет
Страстей перекипевших и отживших,
В них слышен ровный шаг прошедших лет.
Виденья дней, как будто бы не бывших,
Встают, как сказка, в зеркале мечты,
И слышен гул приливов отступивших.
А в небесах, в провалах пустоты,
Светло горят закатным блеском тучи —
Светлее, чем осенние листы.
Сознаньем смерти глянувшей могучи,
Звучат напевы пышных панихид,
Величественны, скорбны и певучи.
Все образы, что память нам хранит,
В одежде холодеющих весталок
Идут, идут, спокойные на вид.
Но, боже мой, как тот безумно жалок,
Кто не узнает прежний аромат
В забытой сказке выцветших фиалок.
Последний стон. Дороги нет назад.
Кругом, везде, густеют властно тени.
Но тучи торжествующе горят.
Горят огнем переддремотной лени
Следующая страница