По дороге я столкнулся с двумя хорватскими офицерами. Узнав, что я говорю по-русски, спросили меня: «А можете даже кокошку (курицу) купить?» — «Могу»…
Ехали весь день до темноты и за десять часов пути сделали 39 километров, так как просёлочные дороги были в ужасном состоянии — снег, косогоры и грязь невылазная.
Вечером прибыли в большое село Ираклиево, вроде нашего волостного — районный административный центр.
Остановились на площади возле сельского правления (сельсовет), где стояло много вооружённых молодых людей — милиция. Пока наши искали пристанище на ночь, я разговорился с группой милицейских и молодёжи. Собралась толпа, стали меня расспрашивать о старой России, о прошлом и о возможном будущем. Пошли шутки, анекдоты, меня потчевали местным табаком (жёлтым). Рассказали мне, что немцы затребовали из их района 300 человек на работы в Германию, что человек 200 согласились, а остальных — «добровольцами назначаются такие-то…» Я их успокаивал, говоря, что рано или поздно немцы будут вынуждены обращаться хорошо с русским народом и вернуться к частной собственности, что Россия за свою тысячелетнюю историю испытала и татарское нашествие, и польское, и шведское, и всех переборола, что так будет и с немцами — не век им владеть захваченной русской землей. Меня молодёжь слушала внимательно — итальянец, а так хорошо по-русски говорит… Благодарили меня за тёплые слова. Одних милиционеров вокруг меня было с десяток — немцы согнали их со всего района, чтобы забирать молодежь в Германию.
Узнали, что нам предстоит завтра ужасная дорога, и командир транспорта распорядился остановиться на ночлег. Ко мне подошёл милиционер и сказал: «Можете остановиться в доме моих родителей, я сегодня ночью в карауле, и моя кровать свободная». Провёл нас — меня и двух Селивановых — по расхлябанной дороге километра полтора к себе в дом. Семья — папаша, мамаша и дочь с ребёнком (муж на войне) — бывшие зажиточные крестьяне, ныне колхозники. Мы побрились, помылись, навели красоту. Хозяйка пригласила к столу — солёная капуста и огурцы, послали за самогоном. Только сели за стол, как вошла пожилая женщина, сестра хозяйки, держит под головным платком свёрток. Говорит, обращаясь ко мне: «А я вам медку принесла! Наши ребята рассказывают, что около сельского правления какой-то итальянец вёл такие душевные разговоры, и так чисто говорил по-нашему, что аж до сердца дошло. Это вы будете?» Я стал отрицать из скромности. Она говорит: «Теперь об этом вся деревня говорит, поэтому я вам к блинам медку принесла…»