Вот так две линии моей жизни сошлись в Праге.
В Прагу улетела Сара, в Прагу же посылали меня американцы для выполнения первой стадии операции, которую они упорно называли «Сухостой». Они настаивали на этом названии, хотя я сразу же сказал, что считаю его просто кошмарным. Но то ли к названию приложила руку какая-то шишка, то ли все бумаги уже были подготовлены, но они напрочь отказывались уступать. «“Сухостой”, Том, и никакой самодеятельности».
Сама операция – по крайней мере официально – представляла собой довольно примитивную стандартную схему: внедриться в группу террористов и, закрепившись, начать портить жизнь. Им самим, их поставщикам, спонсорам, а также сочувствующим и любимым. Ничего уникального, даже отдаленно. Спецслужбы всего мира постоянно пользуются такой схемой – каждый раз с переменным неуспехом.
Вторая же линия – линия Сары, Барнса, Умре и «Аспирантуры» – была не чем иным, как продажей вертолетов отвратительным тиранам, деспотам и их правительствам. И я сам присвоил ей кодовое имя. Я назвал ее «О боже!».
И вот – обе линии сошлись в Праге.
Я должен был вылететь в пятницу вечером, что означало шесть дней американских инструктажей плюс пять ночей чаепитий и зарукодержаний с Ронни.
Старина Филип улетел в Прагу в тот же день, когда я едва не сломал ему запястье, – ударить по рукам кое с кем из влиятельных бархатных революционеров. Ронни он оставил совершенно сбитой с толку и почти несчастной. Возможно, до моего появления ее жизнь и не состояла из захватывающих виражей американских горок, но нельзя сказать, чтобы она напоминала пыточную дыбу. Так что внезапный рывок в мир террора и заказных убийств – да еще на пару со стремительно распадающимися любовными отношениями – не способствовал тому, чтобы Ронни чувствовала приятную расслабленность.