— Но разве это возможно: запретить себе видеть сны?
— Нет, разумеется, но ведь есть какие-то таблетки….
— Конечно, таких препаратов достаточно много, в том числе и всевозможные антидепрессанты. — Быстро соглашается со мной Муся. — Но они не так уж безвредны, знаешь, привыкание и все такое, возможны побочные действия… Их выписывают, и довольно осторожно….
— А ты не могла бы мне что — ни — будь такое достать? Я ведь не собираюсь принимать долго…
— Я попробую… Думаю, что смогу Я поговорю с нашими докторами. Да, наверняка, мне не откажут. Хорошо.
— Спасибо. Но только, если можно, то побыстрее…
— Да, понимаю, наверное, тебе и надо-то всего до сорока дней… Потом, может, он и сам перестанет тебе сниться.
— Вот именно, так она и сказала. И я сама тоже так чувствую. Ладно, Мусенька? Осталось совсем недолго.
— Конечно, завтра же, постараюсь что-то раздобыть. А сейчас у тебя есть что-ни-будь успокоительное или обыкновенное снотворное?
— Есть что-то, по-моему.
— Если не очень сильнодействующее, выпей перед сном даже пару таблеток.
Это не так уж вредно. Ну, будешь завтра немного вялой, зато сон будет крепче.
— Да, я сейчас так и сделаю. А завтра, как проснусь, сразу созвонимся.
— Хорошо, дорогая. Ложись. И ни о чем плохом не думай, все уже позади.
Спокойной ночи. — Муся кладет трубку, явно умиротворенная, даже счастливая.
Мне жалко Мусю, но жалость эта растворяется почти незаметно где-то в глубинах моего сознания. На первом же плане его внезапно возникает мысль, что таблетки, которые — уверена! завтра добудет мне Муся, вполне могут оказаться пригодны не только для того, чтобы лишить меня возможности видеть сны. Эта мысль снова вызывает во мне волну страха, но уже не такого сильного и непреодолимого как прежде.
Я на самом деле решаю выпить на ночь снотворное, справедливо полагая, что, если Егор вдруг захочет пообщаться, то найдет способ разбудить меня.
Засыпая, я пытаюсь высчитать, когда же действительно наступит сороковой день после гибели Егора.
И по моим подсчетам выходит, что не далее, как завтра.
" Надо будет пойти на кладбище — уже в полу — сне думаю я, но чей-то голос, то ли извне, то ли из глубин моего сознания, слабо различимый в пелене забвения, аккуратно поправляет меня.
"Прийти, — шелестит он едва слышно, — не пойти, а прийти… "
Я хочу спросить его, какая же в том разница, но не успеваю: глухая беспросветная темнота поглощает меня полностью.
Снов этой ночью мне не сниться.
Просыпаюсь я только во втором часу дня, и чувствую себя совершенно разбитой, словно минувшая ночь была из числа тех, прежних, почти уже забытых, когда до рассвета я не могла сомкнуть глаз.