Однако голова моя ясна, и первая мысль, которая всплывает в ней, едва только я осознаю себя частицей окружающего мира, это воспоминание о тихом шепоте, пригрезившемся или услышанном мною, на самом деле, в полу — сне.
Сейчас мне хорошо понятна разница между « пойти» и « прийти» в контексте последних событий.
И я думаю об этом « прийти» уже почти без страха.
Только легкое волнение веет слабым холодком в районе солнечного сплетения.
Но это волнение совсем иного толка, чем страх, сковывавший меня при мысли о смерти еще совсем недавно.
Это волнение хорошо знакомо мне. Оно охватывает меня всегда перед тем, как мне предстоит проделать какую-то новую непривычную работу. И относится к тому, как все пройдет в конечном итоге, справлюсь ли я с новым делом?
Вот о чем волнуюсь я теперь.
Что ж, то, что предстоит мне в ближайшие дни вполне можно назвать « новым, непривычным» делом.
Нужно вставать, хотя делать мне абсолютно нечего.
Я просто жду двух, а вернее трех событий: известий от Егора, таблеток от Муси и… собственной смерти.
Последнее, очевидно, все же потребует от меня некоторых действий, но их, само собой я осуществлю в самый последний момент.
Однако, к уходу из жизни надо готовиться.
Я много раз читала об этом и слышала в обыденных разговорах.
В принципе, я понимаю, что необходимо привести в порядок свои бумаги и вещи, потому что скоро к ним прикоснуться руки чужих людей.
Очевидно, следует сделать какие-то распоряжения на счет того нехитрого имущества, которым я располагаю, поскольку наследников обладающих бесспорным правом на него, у меня нет.
Но ничего этого делать мне категорически не хочется.
В конце концов, какое мне будет дело, кто и куда потащит мой старенький компьютер, кому достанется моя роскошная машина, и как поделят мой вполне еще приличный гардероб и украшения те, в чьей власти они окажутся?
Бумаги, письма, фотографии, старые кассеты с записями моих программ на телевидении…. Все это было мне совершенно ни к чему. И лень было вставать из теплой постели и тащиться на промозглую серую улицу, а вернее во двор, еще более унылый и грязный, только ради того, чтобы выбросить все это в мусорный контейнер, если это все равно сделают потом какие-то другие люди.
Тайн, которые они могли обнаружить в моих бумагах или файлах моего компьютера, у меня, отродясь, не было.
Что же еще?
Разумеется, перед этим принято писать письма, с объяснениями своего поступка: обвинениями или, напротив, просьбой никого не винить.
Но — кому?
Родители мои к счастью, в данной ситуации, для них и для меня, давно покинули этот мир, я была их единственным ребенком, и никого из дальних родственников, о которых изредка вспоминала бабушка и уж совсем редко — мама, попросту не знала.. Такая была у меня семья: немногочисленная и замкнутая.